— Пожалуй, можно возвращаться, Евгений Степаныч?
Можай-Можаровский, отставший было от следователей, догнал их у самых ворот. Задыхаясь от быстрой ходьбы, он сказал:
— А вы все же проверьте Милоградова! Проверьте!
В управлении оба следователя в ожидании Гайды умылись и привели себя в порядок.
— Видишь ли, Александр Романыч, — закуривая, сказал Каракозов, — ископаемый уголь и торф — природные горючие материалы. Ты ведь бывал на шахтах, знаешь: горняки очень заботятся об угле, поднятом на-гора. Если не доглядеть за ним, или за свежедобытыми брикетами торфа — вспыхнут. Чаще других это случается с бурым углем.
А теперь вспомним о кладовщике. Все внешне говорило о его вине. Он один был на складе в тот день. Был там два часа. Сам сказал о стружках, а их, конечно, можно использовать для поджога.
Но все эти признаки могли быть случайностью. Поджигатель не пошел бы открыто на базу, как это сделал Милоградов. Он не пошел бы в воскресенье. Не стал бы торчать на базе два часа, а, чиркнув спичкой, немедленно исчез оттуда.
Но и эти мысли — были только мысли. Нужны были факты. Хотя бы один убедительный факт за или против.
Этим фактом и явилось коптящее пламя над конторкой кладовщика. Мы должны были обратить внимание на это странное обстоятельство. Такое пламя на базе могли дать только бензол или уголь. Больше ничего такого, что содержало бы свыше восьмидесяти процентов углерода, там не было. Смолу Можай-Можаровский еще не успел привезти. Ту смолу, которую он хотел растворять бензолом.
Но ведь бочки с бензолом были совсем в другом конце базы. Выходит, горел уголь. Вспыхни сначала конторка или склад со стеклом, пламя было б совсем другим.
Значит, вспыхнул уголь, и только потом огонь перекинулся на конторку и склад.
Но может, Милоградов и зажег уголь? Едва ли. Ни одного его следа нет у горки пепла. Не кинул ли он бутылку с бензолом на уголь из своего окна? Нет, не кинул. Эксперты проверили золу. Никаких следов бензина, керосина, нефти в ней нет.
Что же в итоге? Уголь в этот жаркий солнечный день воспламенился сам. Вот почему, прочитав акт экспертизы, испугался Можай-Можаровский…
Телефонный звонок прервал этот разговор. Звонил Гайда. Он не мог придти, так как его срочно вызывают на новое дело.
Выслушав Смолина, он согласился с доводами следователей и пообещал заехать потом. Он что-то еще сказал Смолину, и тот согласно кивнул головой.
— Михаилу Ивановичу кажется, — задумчиво произнес капитан, вешая трубку, — что человек, позвонивший в воскресенье о пожаре, был Можай-Можаровский. Звонивший сказал, что пожар случился «на моей базе».