Малвери ухмыльнулся из-под седых моржовых усов.
– А если он наслаждается положением вечного неудачника?
Сило широко улыбнулся. Крейк не понял юмора. Вдруг Малвери обнял его ручищей за плечи.
– Выше голову, парень! С тех самых пор, как нас захватила Дракен, у тебя такой вид, будто ты наложил в штаны. Так и сидишь.
Крейк изумленно взглянул на него.
– Я полагал, что страх смерти испытывает каждый человек. Но в последнее время мне стало казаться, что из всей нашей команды ему подвержен только я один.
– Ну… не сомневайся, Харкинс от ужаса пластом лежит, – ответил, подмигнув, Малвери. – Хотя, с другой стороны, у него душа в пятки уходит от всего на свете. А летает он знаешь почему? Считает, что так лихой пули избежит.
– Но… я… разве у вас нет сожалений? Обманутых надежд? Не в чем раскаиваться? И что-нибудь подобное. – Крейк неожиданно для себя рассердился. Как удается собравшимся на «Кэтти Джей» бродягам жить только сегодняшним днем, совершенно не думая ни о будущем, ни о прошлом.
– Раскаиваться? Конечно, есть. Этого добра у меня столько накопилось, что ты, дружище, не поверишь, – протянул Малвери. – Я ведь говорил тебе, что когда-то обитал в Теске и лечил людей? Я был врачом – хорошим и потому богатым. Правда, малость раздобрел и к бутылке, пожалуй, излишне пристрастился. Однажды ко мне заявился посыльный из хирургической больницы. Туда привезли моего друга. В тяжелом состоянии. Диагноз – острый аппендицит. Дело было ранним утром, а я даже не ложился. Пропьянствовал целую ночь.
Крейк заметил, что из голоса доктора исчезли обычные беззаботные интонации. И понял, что собеседник ведет речь о крайне серьезных вещах. Однако Малвери продолжал рассказ, изо всех сил стараясь говорить непринужденно.
– Я, конечно, знал, что пьян, но ведь это был мой друг. Так что я согласился. Привык к успехам и считал, что не способен ошибаться. И я никому не доверил друга. Какой-то мальчишка-врач пытался меня остановить, но я отодвинул его в сторону. Лучше бы он был понастойчивее!
Он умолк и тяжело вздохнул, будто пытался выдуть из бронхов застрявшую пылинку. Когда он вновь вернулся к своей истории, то выглядел смиренным и покорным. Мол, время не повернешь вспять.
– Операция – совсем не сложная, но я был неосторожен и оплошал. Скальпель соскользнул и вонзился точно в артерию. Я пытался его спасти, но он истек кровью на столе.
Крейк, глубоко погруженный в свои несчастья, искренне пожалел вечно пьяного толстяка. Он не понаслышке знал, что тот ощущает. Скорее всего, именно из-за этого они сразу ощутили симпатию друг к другу. Каждый был трагической жертвой собственной самоуверенности.