— Нет. Делай, что я тебе сказала, и не задавай лишних вопросов. Я буду тебя ждать здесь, в этой палате. Постарайся уложиться как можно быстрее.
Жорик кивнул и потащил за собой Тима. Я посмотрела на часы и вздохнула. Ровно четыре часа. Через час в зимнем саду меня будет ждать Димка. Хотя можно особо не переживать. Сегодня он весь вечер проторчит там и вряд ли наделает каких-нибудь глупостей. Сделав глубокий вдох, я вновь зашла в палату и села рядом с Бульдогом.
— Ну вот мы и одни, — сказала я, с трудом сдерживая слезы. — Если бы ты знал, как я ждала этой встречи… Сколько я о тебе думала и как сильно люблю…
Я наклонилась над Бульдогом, и слезинки предательски капнули на его лицо.
— Ты плачешь? — прошептал Макс.
— Да.
— Ты же сильная.
— Сейчас нет.
Бульдог улыбнулся:
— Знаешь, я опять уловил знакомый запах, твои волосы пахнут спелой пшеницей. Мне столько бессонных ночей мерещился этот запах, а теперь даже не верится, что я опять могу его вдыхать.
— Макс, что с тобой случилось? Что произошло той ночью?
— Я и сам не знаю. Я знаю только одно: ты в опасности. Кто-то охотится за тобой и следит за каждым твоим шагом. В ту ночь этот проклятый корейский джип несколько раз переехал меня. Затем эти скоты выкинули меня прямо на дороге, а больше ничего не помню. Я очнулся в больнице. Единственное, что я до сих пор не могу понять, почему меня тогда не убили. Зачем оставили жить калекой?!
— Ерунда, Макс. Главное, что ты жив и что я рядом. Я буду твоей женой, матерью, любовницей, сиделкой. Ты нужен мне любой — я не могу без тебя. Погладь мои волосы — я так соскучилась по твоим рукам…
Макс крепко сжал скулы, и из его груди раздался пронзительный стон.
— Что случилось? — испугалась я.
— Чупа, мои руки не работают и больше никогда не будут работать…
— Как?
— Я не могу взять в руки карандаш, а ты хочешь, чтобы я погладил тебя по волосам.
— Ерунда. Я видела кучу фильмов, читала массу литературы. Со временем все функции восстановятся. Просто нужно время и физические нагрузки. Вот увидишь — все будет хорошо. Ты не один, нас двое.
— Нет, Чупа, ничего не восстановится. Я безнадежен.
— Но так не бывает!
— Бывает.
— Нужно верить в собственные силы — тогда будет результат.
— Какая вера?! О чем ты говоришь?! Мне нужно умереть, вот и все.
Я сморщила лоб, взяла кисть Бульдога и приподняла. Рука безжизненно упала на кровать, не задержавшись в воздухе даже на пару секунд.
— Ну а поднять голову ты можешь? — спросила я, не скрывая слез.
— Нет, — прошептал Бульдог. — Я ничего не могу, Чупа. Я не могу поднять ногу, голову. Я совершенно не чувствую нижней части. Я больше никогда не смогу сделать тебе что-либо приятное. Все атрофировано.