Утром в понедельник Мэдж проснулась рано, словно ее подтолкнули. С минуту она лежала в недоумении, потом, сбитая с толку, повернулась к двери, почти уверенная, что сейчас появится леди Энгкетл. О чем это Люси говорила позавчера, переступая ее порог? Что-то про трудный уик-энд? Да, и еще она была обеспокоена: ждала каких-то неприятностей.
Верно. А ведь какая-то неприятность приключилась, и лежала теперь на душе Мэдж тяжким грузом. Что-то такое, о чем не хочется думать, не хочется вспоминать. Да, да, и это «что-то» страшит ее. И это связано с Эдвардом. Воспоминание обрушилось как порыв ветра. Безобразное, резкое слово. Убийство!
«Ой, нет, — подумала Мэдж, — это не может быть правдой. Мне приснилось. Джон Кристоу — простреленный, мертвый, на краю бассейна. Кровь и голубая вода. Прямо какая-то обложка детективного романа. Бред, вымысел. Такого не бывает. Ах, если бы оказаться теперь в Айнсвике! Уж там этого не могло бы произойти».
Нет, это был не сон. Это случилось на самом деле — происшествие для «Ньюс оф Уорлд», а она, Эдвард, Люси, Генри и Генриетта оказались его участниками. Несправедливо, до чего же несправедливо. При чем тут они, если Герда убила своего мужа?
Мэдж неспокойно заворочалась.
Тихая, недалекая и чуточку трогательная Герда — это имя как-то не вязалось ни с мелодрамой, ни со злодейством. Разумеется, Герда не смогла бы убить никого.
И опять ей стало неуютно внутри. Нельзя, нельзя так думать. Потому что кто же еще мог убить Джона? Ведь Герда стояла подле тела с револьвером в руке. С револьвером, взятым ею из кабинета Генри.
Герда говорит, что нашла Джона раненым, а револьвер подняла. Ну, а что еще ей оставалось говорить? Надо же было хоть что-то сказать.
Генриетта правильно защищала Герду: она просто сказала, что версия Герды вполне возможна, а не стала выдвигать какие-нибудь немыслимые варианты.
Вчера вечером Генриетта вела себя очень странно, конечно, потому, что была потрясена смертью Джона Кристоу. Бедная Генриетта — она испытывала такое сильное чувство к Джону. Но это пройдет, как проходит все на свете. И тогда она выйдет за Эдварда и будет жить в Айнсвике, а Эдвард наконец-то обретет свое счастье.
Генриетта всегда с большой нежностью относилась к Эдварду. Помехой была только напористая и властная личность Джона Кристоу. Соседство с ним и делало Эдварда таким сравнительно бледным.
В это же утро, спустившись к завтраку, Мэдж была поражена, как освободившаяся от давления Джона индивидуальность Эдварда уже заявляет о себе. Он казался более уверенным в себе, не столь застенчивым и нерешительным.