Разговор ничуть не мешал ему уписывать за обе щеки, так что его тарелка опустела раньше всех. Он отпил вина и опять задал совершенно неожиданно вопрос:
— Неужто это из винограда?
— А то из чего же?
— Ну, почем же я знаю! Может быть, янтарь в жидком виде, во всяком случае, штучка не вредная. Дай-ка мне стерлядки еще! Вот так, вот так, с соусом, да шеек раковых побольше. И как они любят ко мне в желудок попадать! Просто на всю Европу удивление.
Татарин, поняв, что Роман Егорович больше всех любит покушать, осторожно и аккуратно налил ему еще вина.
— Правильно, одобряю, душка! И в песне так говорится:
Наливай, брат, наливай,
Службы лишь не забывай!
А уж насчет того, что «все до капли выпивай», — это на нашей обязанности.
— Почему это вы, Иван Павлович, молчаливы и задумчивы? — обратился к Смирнину Мустафетов.
— Я ничего, я так.
— Да он, видишь ли, размышляет теперь: как хорошо ему, спокойно, — начал было Роман Егорович.
Но Мустафетов толкнул Рогова под столом ногою с целью дать ему понять, что нельзя говорить глупостей при слугах.
Роман Егорович поправился:
— Хорошо нам, когда мы от добрейшей покойной тетушки такое состояние получили, что нам троим, ее родным племяшам, на всю жизнь хватит.
— Я совсем о другом думаю, — отозвался Смирнин. — Дома у себя, вероятно, скучает теперь в одиночестве одна моя знакомая…
— Кто она такая? — спросил Мустафетов. Смирнин слегка смутился, помолчал немного и только на повторенный вопрос уже ответил:
— Я, правда, узнал ее недавно…
— Ты лжешь! — закричал Роман Егорович. — Я вижу по твоему лицу, что у тебя есть тайна от нас,
— То есть, по правде сказать, — ответил Смирнин, — если бы вы позволили, то я охотно пригласил бы сюда Маргариту Прелье…
— Маргарита Прелье? В первый раз от вас слышу! — сказал Назар Назарович.
— Маргарита! Прелестная Маргарита из «Фауста»! Но позволь, пожалуйста, почему же ее фамилия Прелье? — воскликнул Рогов.
— Потому что она француженка.
— Что-то я не знаю ее, — сказал Мустафетов.
— Наверное, вы встречали ее, а только не знаете по имени, — ответил Смирнин.
— Послушай, — перебил его Роман Егорович, — ты, конечно, знаешь ее адрес? Да? Так вот что: пиши ей немедленно записку. У меня внизу стоит извозчик, я с ним ездил в банк и к Юнкеру. Пускай он сейчас же мчится с твоим посланием. Назарчик, ты согласен?
— Да я-то что ж? Очень рад.
Приказание было отдано, а потом обед продолжался своим чередом. Филейчики под соусом беарнез были поданы безукоризненно, и красное вино к ним бордоское, не слишком густое, пилось легко.
— Все-таки надо отдать тебе справедливость, Назарчик, — опять заговорил Рогов, — есть, пить и вообще жить ты великий мастер. Воздаю тебе должное. Что бы со мною было, если бы я напоролся с самого начала густыми щами с мясом и пирогами? Твои филейчики представлялись бы мне только как одна печаль. А с каким аппетитом я теперь свой кусочек уписал. Теперь у меня в желудке все плюсы, а тогда были бы минусы.