Там, на письменном столе, все еще лежали пачки денег. Не без умысла оставил он их тут и только после того, как Ольга Николаевна успела окинуть их взглядом, извинился, что его застали за делом, и стал поспешно укладывать свой капитал в ящики стола.
Живя более хитростью, нежели умом, Молотова поняла, что лучше всего не спрашивать, сколько тут денег.
Мустафетов поспешно, но молча укладывал их и лишь по окончании дела обернулся к ней с вопросом:
— Какое ужасное несчастье! Что же нам теперь предпринять? Как спасти его?
Ольга Николаевна уставила пристальный взор на него, а потом, слегка улыбнувшись, сказала:
— Вы меня удивляете! Вы еще верите в какое-то несчастье, после того как он вас же оклеветал?
— Я не могу мстить тогда, когда человек попадает сам в беду, — ответил Мустафетов, впадая в тон благородства. — Наконец, я хочу еще раз показать вам, как сильна моя любовь к вам.
— Если вы любите меня, Назар Назарович, то можете простить человека, оскорбившего вас лично, но негодяя, кинувшего в меня грязью, скомпрометировавшего меня пред каким-то ростовщиком, который в свою очередь все это рассказал судебному следователю, — вы простить не можете, иначе я могу подумать, что вы не имеете ни малейшего понятия о любви.
— Я не имею понятия? — горячо воскликнул он. — Снова повторяю вам: это покажет время. Но в чем же дело? Неужели в самом деле он решил затронуть вас? Как он смел и что мог он сказать?
— Представьте себе, что он выдумал? Он рассказывает теперь, будто я запутала его. Он сказал одному ростовщику, что я ввела его в долги. Вы сами знаете, что у него никогда никаких денег не бывало.
— Да ведь он сам сознавался, что отец давал ему очень мало.
— Ну вот! А при таких условиях не суются делать траты, не ездят по ресторанам, не покупают лож в театрах, не привозят букетов и ананасов. Разве я требовала у него этого? Просила его?
— Конечно, нет!
— Вы это прекрасно знаете. Мне ничего этого не было нужно, потому что вы меня страшно баловали. Я всегда знала, что у вас огромное состояние! — Молото-ъва увлеклась до того, что ей действительно теперь казалось, будто она говорила правду. — Помилуйте, — продолжала она, — могла ли я когда-нибудь думать, что этот человек, почти еще мальчишка, при каждом случае клеветавший на вас, всячески старавшийся очернить вас в моих глазах, недавно еще говоривший, что вы кончите в Сибири, — делает фальшивые векселя?
— Неужели? — с возмущением спросил Мустафетов.
— Да ведь я забываю, что вы не знаете подробностей дела.
— Ничего не знаю! Я был как громом поражен, когда ваша Лиза рассказала мне, что его арестовали. Как, за что — понятия не имею.