Едва туман разошёлся, Ислуин с интересом огляделся по сторонам. Они оказались на свинцового цвета равнине от горизонта до горизонта, а разных оттенков серого купол неба укрывал и освещал белёсым полумраком бесконечную плоскость. Магистр поковырял пальцами ноги напоминавший то ли прах, то ли пепел серый песок и посмотрел на соперника. Неприкрытое злорадство на лице Уенчака понемногу менялось непониманием и беспокойством. Его враг — дитя Жизни, к тому же чужак сам заявил, что вместе с дочерью служит именно этой стихии. И сейчас преддверие мира мёртвых должно пить из эльфа дар, щедро выплёскивая наружу силу — энергию, которую отступник уже приготовился съесть. Но этот гад стоит перед ним, как ни в чём не бывало!
— Не ожидал? — улыбнулся Ислуин. — Сколько идущих путями Сарнэ-Турома ты заманил сюда?
— Ты!..
— Красный страж. Но я не солгал, моя дочь идёт моей дорогой, только белой тропой.
В руках Ислуина-Джучи возникла сплетённая из розового и пурпурного света плеть-камча, и сразу же магистр хлестнул ей Уенчака. Мир вокруг вздрогнул и начал меняться. Слева всё осталось неизменным, справа вспыхнуло полуднем до боли пронзительное голубое небо и высветило усыпанную клевером и ковылём сочную траву. А там, где стояли поединщики, пролегла от горизонта до горизонта полоса алого огня, жадно лижущего ноги — но не обжигающего, а согревающего теплом. Ислуин сразу оказался в облачении готового к сражению воина, на кольчуге и остроконечном шлеме заиграли алые и пурпурные отблески. Уенчак же вскрикнул, попытался отпрыгнуть в сторону — но языки пламени взвились ненасытными змеями, охватили багровыми жгутами ноги, пояс и руки, заставили остаться. Словно живой, огонь лизал отступника — и с каждым мгновением, с каждым укусом облик благостного старца отваливался кусками, пузырился, лопался и стекал воском расплавленной свечи, обнажая истинную душу нарушителя законов Бытия. В какой-то миг всё закрыло облако красных и багровых искр, а когда оно рассеялось, перед Ислуином стояла одетая в истлевшие лохмотья "живая мумия": тёмно-коричневая пергаментная кожа обтягивала высохшее тело, губы ввалились, обнажая пеньки гнилых зубов, пропала борода, а жидкие волосы неопрятными сальными космами торчали в разные стороны. Да и ростом Уенчак стал куда ниже, согнутый прошедшими годами. Лишь глаза не изменились — полная жизни ненависть на ожившем трупе.
— Надо было убить тебя сразу. Едва узнал, что появился чужак твоего племени.
— И упустить столько нужной тебе силы? — усмехнулся магистр. — Ты ведь нарушил не только законы наших богов. Ты позволил себе запретное даже среди отступников. Ты куда старше, чем прикидываешься, помнишь ещё гибель старого Искера. И когда последние Стражи отдали жизни в Отражении, чтобы спасти хотя бы часть нашего народа, решил, что сможешь стать повелителем Степи. И начал использовать силу не только мёртвого, но и живого.