— О-о, если таким образом обстоят дела — это не шутки!
От былого благодушия Лейбы не осталось и следа. Он поставил чашку на стол, закрыл глаза и ушел в себя. Прошла минута-другая, а старик так и не шелохнулся. Плакидин решил больше не беспокоить его своими проблемами и с грустью поглядывал на часы. Сан должен был подъехать, но и его задерживала непогода. Подлив кофе, Иван пил его мелкими глотками и настраивался на встречу. В камине тихо потрескивали поленья, в печной трубе монотонно гудел ветер, и эти звуки, казалось, убаюкали Лейбу. Но это только казалось. Его ресницы дрогнули, глаза открылись, в их глубине вспыхнули лукавые искорки, и он вернулся к началу разговора:
— Так, говоришь, Иван, начальники не шутят?
— Какие могут быть шутки? Не сделаешь, потом три шкуры спустят! — в сердцах произнес он.
— У тебя-то одна, чего бояться? — хмыкнул Лейба.
— От этого не легче.
— Так-то оно так, послушай одну историю, — сменил тему разговора Лейба и, усмехнувшись каким-то своим мыслям, продолжил: — Перед войной, еще той, вместе с твоим отцом поехал в Харьков открывать меняльную контору, и там история вышла. Про Марка Шуна он тебе не рассказывал?
— Нет. Первый раз слышу, — признался Иван и бросил взгляд на часы.
— Не гоношись, Иван, ничего с твоим Саном не случится, послушай лучше, — остановил его Лейба и вернулся к своей истории.
— Так вот. Приехали мы в Харьков и остановились в самом центре, на Сумской. Приходилось бывать?
— Проездом.
— О, Сумская! Какая была улица! О ней лучше, чем Фима Бибирман, не скажешь! Ваш Маяковский рядом с ним отдыхает.
— Дядя, причем тут Фима и Сумская? У меня голова о другом болит! — начал терять терпение Иван.
— Нет, ты послушай, что он говорил. Это просто песня! — и старый Лейба повторил незабвенного Фиму:
— Один станок — просто станок. Два станка — мастерская! Одна б…ь — просто б…ь. Много б…й — Сумская!
Иван рассмеялся, с интересом отнесся к продолжению рассказа и пытался понять, к чему клонит мудрый старик. Тот отхлебнул кофе и, подмигнув, спросил:
— Так на чем я закончил, мой мальчик?
— Э… э… на этих… — замялся Иван.
— Ах, да, Сумская! Замечательная улица! Жил на ней Марк Соломонович Шун. Не хуже меня знаешь, среди нашего брата дураков не бывает. Так вот, Марк был гений, сто очков вперед мог дать любому. Мудрейший был человек, даже Еся Либерман, которого вся одесская полиция не могла взять за цугундер, приезжал к нему за советом.
— А Чека его на первом году посадила на нары, и никакие советы не помогли, — язвительно заметил Иван.
Лейба бросил на него укоризненный взгляд. Он смешался и поспешил исправить допущенную бестактность.