– Каид! Сюда!
Во-о-он он! Кричит, машет рукой. Сарацин укрылся за церковью Святой Марии Латинской. Рядом возится со своей деревянной пушчонкой Мункыз. Алхимик устанавливает орудие на рогатую подпорку. Хабибулла помогает. Модфаа, в ствольном канале которой уже торчит стрела, сейчас здорово смахивала на гарпун. Возле «гарпуна» тлеет подпаленный трут.
«Наверное, селитрой-барудом пропитан, вот и не гаснет», – мелькнула мысль.
– Василий-Вацлав! Скорее! Беги!
Собственно, Бурцев не имел ничего против. Очередной снаряд ударил в колокольню, когда он выскакивал на церковный двор. Сверху обсыпало битым камнем. И колокольня переломилась-таки надвое. Повалилась… К счастью, в противоположную сторону.
Бурцев добежал до сарацинского артиллерийского расчета.
– Мункыз, «шайтанова повозка цела»?
– А что с ней сделается? Стоит себе под охраной, где ты ее и поставил, каид. Громы и молнии Хранителей туда не залетают.
– Но ты-то сам почему здесь? И какого шайтана притащил сюда свою долбаную модфаа?
– Выдолбленную, – невозмутимо поправил Мункыз. – Я прикрою, если немцы полезут оттуда.
Старик кивнул напролом, оставленный «Рысью».
– Один, что ли, прикроешь?
– Почему один? Хабибулла рядом. Он чудом спасся из башни с колоколом, когда на нее обрушились громы Хранителей. Не зря, видать, нарекли его Любимцем Аллаха[57]. И ты тоже здесь, Василий-Вацлав, по милости Всевышнего. А там вон, видишь, Франсуа стоит. Он обет дал, что умрет, но не подпустит к церкви аль-Кумамы ни одного немца. Так что вовсе не один я.
Неподалеку, обратив взор к ротонде, увенчанной крестом, действительно сосредоточенно молился рыцарь несуществующего уже ордена Иоанна Иерусалимского. Поверх кольчуги – красная накидка с белым госпитальерским крестом. На голове – открытый яйцеобразный шлем со стрелкой-наносником. На боку – тяжелый рыцарский меч. Щита нет. На щит в этой битве надежды мало. Подле Франсуа стоял на привязи трофейный конь. Крупный гнедой жеребец из тевтонских конюшен. Конь нервно косил глазом.
– Где остальные твои люди, Мункыз?
– Я приказал им укрыться в храмах и подземелье. Чего зря головы подставлять под гром шайтана?
Снова где-то разорвался снаряд. Да не где-то: в куполе Церкви Гроба Господня, прямо под крестом, зияла здоровенная пробоина. Кажется, немцы намеревались смести всю высотку, захваченную противником. Святыни и памятники архитектуры в расчет не принимались.
Франсуа перестал молиться. Вскочил, взвыл, потрясая мечом. Переход от благочестивой беседы с Господом к ярости берсеркера был стремительным и впечатляющим.