– Эй-эй! – Бурцев приподнял люк.
По люку же и получил. Удар был страшен: воевода едва не свалился обратно.
– Сдохни, адово исчадие! – вдохновенно проорал Алексич. – Сдо-о-охни!
Безумный крик отчаяния и лютой, нечеловеческой ненависти.
– Я т-тебе сдохну! Догоню и еще раз сдохну! Мать твою, что ж ты творишь, Гаврила?!
Бурцев откинул-таки люк. Выскочил. Свалился с брони сам и стянул Алексича. Нечего на виду у немцев стоять.
– О! – глупо улыбнулся Алексич – Воевода!
Булаву – изрядно помятую, – Алексич с виноватым видом спрятал за широкую спину.
– Хоть бы оружие свое пожалел, а? – укорил Бурцев. – Что ж ты на мертвую железку кидаешься, как на супостата?
– Так это… самое… То ж супостат и есть. Я как увидел, что змей этот поганый сызнова оживать начал да огнем плеваться – сразу к нему. Добить решил нечисть.
– А как я внутрь влезал, не заметил?
– Не-а. Колокольня упала – я приказал ребятам оставаться на месте, а сам прибежал.
– А тебе самому что, не приказано было оставаться?
– Прости, воевода, не удержался, – повинился богатырь. – Я просто… Смотрю… Ну, в общем, думал, ты там того… этого…
Гаврила кивнул на развалины. Да уж, глядя на такое, только «того… этого…» и можно было подумать.
– Рано ты меня схоронил, Алексич… – хмыкнул Бурцев. Грязно-песочную фигуру на фоне огня он заметил вовремя. И взмах руки. И ленты стабилизатора в воздухе.
– На-зад!
Бурцев отпихнул Гаврилу от танка – за разбитый забор. Упал сам.
По «Пантере» шарахнуло. И не булавой вовсе. Гранатой. Ручной, противотанковой, кумулятивной.
Маленькая дырочка в броне и серия взрывов внутри… Сдетонировала боеукладка. Башню своротило, бросило на землю. «Пантеры» не стало.
Бурцев осторожно выглянул из-за укрытия. В стену – у самого уха – ударила очередь. Из-под перевернутого «Цундаппа» палил эсэсовец в обгоревшей форме. Уцелел, гад!
Вновь прячась за каменную ограду, Бурцев успел заметить: немец вскочил на ноги, бежит к пролому. В руках «шмайсер». И не только…
Еще граната! Осколочная. Противопехотная. «Железное яйцо» М-39 перелетело через забор. Стукнулось о землю.
– Лежать, Гаврила!
Бурцев уткнул Алексича мордой в камни. Да и сам приложился неслабо. Но оно того стоило!
«Яичко» разорвалось. Осколки разлетелись по церковному двору, посекли стены Сен-Мари-де-Латен и основание разбитой колокольни. А немец уже перекинул через ограду второй гостинец. Снова взрыв. Снова визг и свист над головой.