— Не понимаю вас, — произнесла я, опустив глаза.
Ожившее сердце мое жаждало открытий и потрясений. Затаив дыхание, я внимала словам вождя, находя их созвучными тем строкам, которые недавно прочла в странной книге, лежащей на запыленной полке в комнате Джона Стикса. Воспоминание это ярким лучом озарило мою душу.
— Как ваш Бог может все изменить? — снова спросила я.
— Прежде всего, — сказал вождь, пристально разглядывая меня, — вы должны захотеть этого. А затем вы сможете познать его. Все зависит от вас.
— Но я очень хочу! — воскликнула я с готовностью.
Вождь в сопровождении нескольких индусов провел меня к стоящему неподалеку финиковому дереву и попросил сесть прямо на землю. Затем, как бы невзначай, он достал из-за пазухи пучок сухой травы и велел одному из индусов ее проглотить. Юноша стал медленно жевать.
Я видела, как его дыхание участилось.
Он вытер лоб, потом закрыл лицо руками.
Мне показалось, что он плакал. Прошло несколько тяжелых минут, прежде чем молодой индус овладел собой. Он выпрямился, все еще прикрывая рукой лицо.
Я тоже испытывала какое-то смутное беспокойство и вдруг, к своему изумлению, поняла, что мне страшно. Мое дыхание участилось.
Вождь дал юноше еще травы.
Наблюдая эту церемонию, я так разнервничалась, что мне едва не стало дурно.
Вдруг юноша повалился вперед и ударился лбом о землю. Он перекатился на левый бок и забился в конвульсиях.
Вождь сидел в прежней позе и чуть слышно пел:
Это моя высшая обитель
не освещается ни солнцем, ни луной,
ни огнем, ни другим источником света.
Тот, кто достиг ее, никогда не возвращается
в этот материальный мир.
Я — отец этой вселенной и мать,
Я — опора и прародитель.
Я — объект познания и тот, кто очищает…
Молодой индус съежился в неестественной позе. Он лежал на правом боку, лицом ко мне, зажав ладони между коленей. Затем он дернулся всем телом и перевернулся на спину.
Я увидела, что его левая рука стала совершать легкие грациозные движения, а правая вторила ей. Руки юноши словно перебирали струны арфы, движения становились все более порывистыми, двигались не только предплечья, но кисти рук.
Затем он стал медленно подниматься, будто борясь с кем-то. Тело его дрожало. Он сел на корточки, потом одним рывком выпрямился.
Я совершенно ясно видела, как что-то или кто-то заставляет его то замирать в причудливых позах, то опять двигаться.
Вождь запел громче. Остальные индусы в такт песне похлопывали себя по груди и бедрам.
Юноша в это время, казалось, поднимался вверх, куда-то взбирался. Он хватался за что-то невидимое, подтягивался и, замирая, переводил дыхание.