Вячеслав Владимирович, давая понять, что речь окончена, прошёл к пустующему креслу и легко, как юноша опустился на жёсткое сиденье.
Само собой, все смотрели на Николая. Его лицо выражало безмятежность и уважи-тельное внимание, руки спокойно лежали на коленях. Но какие чувства клокотали в его ду-ше! Он испытывал великолепное в своей чистоте торжество! Ему поверили, он нужен, ему готовы предложить дело, опасное и оттого ещё более значимое! А он согласен. Да что там: он страстно желает включиться в работу. Для него лично вопрос доверия к новым соратни-кам вообще не стоял. Какое нафиг доверие-недоверие? Даже думать на эту тему не хотелось. Преданность — вот единственно верное слово, максимально полно отражающее настроение. И никаких сомнений! Николай знал: эти люди просто не могут заниматься грязными делами. Кроме того, сознательно или бессознательно, они помогли ему справиться с горячечной, непреходящей болью, чёрной и липкой, угнездившейся на самом донце души чуть больше пяти лет назад. Эта боль долгими ночами на нарах исподволь подтачивала его психику, надрывала сердце, и вот она прошла, приказала долго жить. Господи, как полегчало на сердце! Появилась уверенность, и вместе с ней пришло ощущение силы. Самое главное — он не одинок! Чувство одиночества, поселившееся в груди в обнимку с липкой болью, растаяло бесследно.
Ещё, глядя на бывшего комбата, он испытывал удивление, и даже некое мистическое восхищение. Всего пару часов назад этот немолодой человек представлялся Николаю таким респектабельным чиновником, важным, серьёзным и молчаливым. Но когда он заговорил жёстко и напористо, то круто преобразился, будто внутри этого колоритного, но до поры достаточно обыкновенного человека неожиданно включилась мощная силовая установка. Глазами, ушами, всей кожей и даже вкусовыми рецепторами на языке Николай улавливал исходящую от Вячеслава Владимировича гипнотическую энергию. Казалось, в нём таится нечто большее, чем действующая на окружающих, но всё же человеческая сила — какая-то ураганная магия, не подавляющая, но подпитывающая своей неисчерпаемой энергетикой.
За три без малого года службы в разведроте у Полежаева Николай приобрёл очень приличные бойцовские умения, шутя ломал полешки и крушил кирпичи пяточкой, коленкой, локтём или ребром ладони. Но Паша, усиленно натаскивая молодёжь, не считал подобные фокусы вершиной боевого искусства. На войне учатся быстрее, там не бывает победы по очкам, а проигранная схватка, как правило, означает смерть. Ребята умели бесшумно и молниеносно двигаться в кромешной темноте, сильно и точно метали не только ножи, но и любые предметы тяжелее пера, в их руках каждая фитюлька превращалась в смертоносное оружие, и они владели жестоким рукопашным боем, грубым и чрезвычайно эффективным, когда один боец в считанные секунды вырубает полдюжины здоровых мужиков. Как ни странно, шофёр-универсал Коля Иваньков слыл одним из лучших. Николай, как любой молодой мужчина, втихаря гордился своим мастерством, но в обыденной жизни никогда и нигде его не демонстрировал — Павел, провожая умелого бойца на гражданку, настоятельно советовал не кичиться силой и ни под каким видом не применять наработанное грозное оружие.