Следующее мгновение выпало из его памяти – Серебряный гневно сказал что-то, он возразил... Ваю-Ветер шевельнул льняные пряди, выбившиеся из прически младшего, принес аромат молодых листьев и свежих бутонов, на которых таяли росные жемчужины, поддразнил угасшую курильницу, и в воздухе повеяло тончайшим дыханием алоэ... Закрыв глаза, Стойкий-в-Битве откинулся на спинку кресла, чувствуя, что слишком устал думать и сопротивляться.
Арджуна яростно метался от стены к стене.
— Или ты готов ковром лечь под ноги этих выродков, которых и мать не рожала? – выдохнул он.
— Наставника Дрону тоже не рожала мать... – попробовал возразить старший.
— Или Слепни, которые водят дружбу с сутами и пьют с поварами, более достойны трона, чем дети богов?
— Не богам принадлежит трон Хастинапура, брат мой...
— Может быть, малодушие мешает тебе потребовать то, что твое по праву? Разве не ты старший из царевичей?
Юдхиштхира открыл глаза. Лицо его было недвижно, а сосредоточенный взгляд, казалось, видел недоступное прочим.
— Скажи мне, Арджуна, ты правда хочешь этого?
— Мы все этого хотим, – твердо ответил Серебряный.
— Ом мани...
Царь Справедливости встал и неуверенно, как человек, поднявшийся после долгой болезни, направился к дверям.
Дхарма запрещала останавливать старшего, поэтому Серебряный рывком заступил ему путь и резковато спросил:
— Каково твое решение?
Юдхиштхира остановился; лицо его отемнилось болезненным выражением.
— Я желаю только вашего счастья.
— Почтение Царю Справедливости, великодостойному, изобильному добродетелями, возвышенному духом, наделенному высокой мудростью!
Выпалив все это, Волчебрюх грузно осел на скамью и, отдуваясь, потянулся за кувшином.
— И тебе так же, мой благородный брат... – задумчиво ответил Дхармараджа. – Поведай же мне о том, что произошло во время твоего путешествия в прекрасный город Раджагриху, обитель великих духом брахманов, всецело преданных своим занятиям, и отважных кшатриев, защитников слабых...
— Чего? – растерялся Страшный.
— Рассказывай, говорю, – грустно сказал Юдхиштхира.
— А где Арджуна? – нахмурившись, спросил Страшный. Бхима сам знал, что не отличается способностями к связному повествованию, он приветствие-то учил заранее, и потому изумился, – спрашивать следовало Серебряного, чей язык был подвешен весьма искусно.
— В Двараку уехал...
— Опять?!
— Опять, – подтвердил Юдхиштхира, неторопливо разрезая сахарный тростник. – Как всегда.
— Ты бы сказал ему, что ль, – глянув исподлобья, буркнул Страшный. – Ох, не будет добра... нутром чую, старшенький, плохим это все кончится.