- Хотят быть сами себе хозяевами, - сказал Адриан. - Я это чувство понимаю.
- Ну ежели так на это смотреть, то и я понимаю. Да ведь дома-то у них уж очень скудно, а в больнице все самое лучшее.
- "Хоть бедно, да свое", - процитировал Адриан.
- Правильно. От этого-то и живут у нас до сих пор в трущобах. Уж такие дыры в наших местах, а вот попробуй пересели отсюда народ, он тебе покажет! Священник много добра здесь делает, оборудует, как говорится, всякие удобства. Если вы к нему, я схожу, позову его.
- Да нет, я лучше подожду.
- Вы и не поверите, - продолжал полицейский, - чего только народ не стерпит, лишь бы в его дела не мешались. И называйте это как хотите: социализм, коммунизм, народное правление, все одно к одному - лезут в вашу жизнь, и только! Эй! А ну-ка, проходите! Нечего тут делать лоточникам!
Какой-то человек с тележкой, только собравшийся закричать: "Раки", быстро закрыл рот.
Адриан, потрясенный путаницей в голове полицейского, хотел было продолжить эту философскую беседу, но тут из дома вышел Хилери и направился к ним.
- Если ребенок выживет, то уж никак не по их милости, - сказал Хилери и, ответив на приветствие полицейского, спросил его: - Ну как, растут у вас петунии, Белл?
- Растут, сэр, жена в них души не чает.
- Отлично! Послушайте, по дороге домой вы же будете проходить мимо больницы; узнайте для меня, как там эта девочка, и позвоните, если дела пойдут плохо.
- Непременно зайду. С удовольствием.
- Спасибо. Ну, а теперь пойдем-ка мы с тобой домой и выпьем чаю, предложил он брату.
Миссис Хилери ушла на приходское собрание, и братья сели пить чай вдвоем.
- Я пришел насчет Динни, - начал Адриан и рассказал всю историю.
х Хилери закурил трубку. - "Не судите, да не судимы будете" - очень утешительное речение, пока с этим сам не столкнешься. А тогда видишь, что это чистейший вздор: всякий поступок основан на суждении - все равно, выскажешь ты его или нет, Динни очень его любит?
Адриан кивнул. Хилери глубоко затянулся.
- Ну, тогда мне все это очень не нравится. Мне так хотелось, чтобы жизнь у Динни была светлая; а тут барометр явно идет на бурю. И, наверно, сколько ей ни толкуй, как на это смотрят другие, ничего на нее не действует?
- Где тут!
- Чего же ты от меня хочешь?
- Да я просто хотел узнать твое мнение.
- Мне тяжело, что Динни будет несчастна. Что же до его отречения, то все во мне против этого восстает - и не знаю, потому ли, что я священник, или потому, что получил определенное воспитание. Подозреваю, что это голос предков.
- Если Динни решила стоять насмерть, - сказал Адриан, - будем с ней стоять и мы. Мне всегда казалось: если что-нибудь неприемлемое происходит с теми, кого ты любишь, единственное, что тебе остается, - принять неприемлемое. Я постараюсь отнестись к нему по-дружески и понять его точку зрения.