Они увидели в кресле мужчину в клетчатых шортах и голубой футболке. Он был босой, половины правой ступни у него не было. По шраму было понятно, что ампутировали ее давно, а вот другое повреждение он получил недавно.
Бикман и Тренчард вошли. Голова мужчины, точнее, то, что от нее осталось, была откинута назад. Кровь залила его плечи и спинку кресла. Правая рука лежала на коленях, слабо сжимая черный пистолет. Под подбородком виднелась черная дыра от пули. На лице тоже была засохшая кровь.
— Самоубийство? — сказал Бикман.
— Видать… Я позвоню, вызову наряд.
Тренчард, безуспешно пытаясь отогнать мух, направился к двери. Бикман обошел кругом кресло с телом.
— Смотри не трогай ничего, — предупредил его Тренчард. — Это же, считай, место преступления.
— Я просто смотрю.
У ног мертвеца лежал раскрытый альбом с фотографиями — видно, упал у него с колен. Бикман осторожно, чтобы не наступить на засохшую кровь, подошел поближе.
На открытой странице была всего одна поляроидная фотография, тоже забрызганная кровью. Бикману вдруг показалось, что мухи зажужжали громче — как вертолеты на пожаре.
— Тренч, иди сюда!
Тренчард подошел, посмотрел на фото.
— Бог ты мой!
На фото была белая женщина с проводом вокруг шеи. Она сидела, прислонившись к мусорному баку. С выпученными, но уже не видящими глазами.
— Думаешь, это взаправду? — прошептал Бикман. — Это действительно мертвая женщина?
— Не знаю.
— Или как в кино — постановочное фото?
Тренчард открыл перочинный нож, кончиком лезвия перевернул одну страницу, другую. Бикман похолодел — перед ним предстала тьма столь кромешная, что многие такого даже представить себе не могут. На снимках было зло. Человек, который замыслил, сфотографировал такое, а потом собрал все в один альбом, жил в мире кошмаров. В котором не было ничего человеческого.
— Так это все настоящее? Этих женщин убили?
— Не знаю.
Тренчард приподнял альбом. На обложке был пляж на закате, спокойное море, пара, бредущая босиком по песку. И надпись «Мои счастливые воспоминания».
Тренчард вернул альбом в прежнее положение.
— Пошли на воздух, подальше от этих мух.
И они вышли на пропахшую дымом улицу.
В то утро у нас в офисе была тишь да гладь. Только тикали настенные часы, поскрипывало перо моей ручки да жужжал кондиционер, борясь с невыносимой жарой. Наступил сезон пожаров, которые вспыхивали то тут, то там — как прыщи на лице подростка.
Джо Пайк ждал, когда я закончу писанину. Он стоял у балконной двери и смотрел вдаль — на океан. Уже минут двадцать он стоял молча, не шевелясь — для Пайка это дело обычное. Он иногда днями молчит. Мы с ним собирались в качалку к Рэю — расслабиться.