Я размешивал ложкой сахар, глядя перед собой. Потом поднял глаза и спросил:
— Почему умерла моя дочь?
Наталия Константиновна провела по лбу, отбрасывая с него длинную волнистую прядь каштановых волос. Потом медленно проговорила:
— У нее не выдержало сердце. Такой исход был возможен…
— Возможен? — Я резко отодвинул чашку. — Вы мне говорили, что все будет хорошо! Что при грамотном ведении периода реабилитации все пройдет успешно!
— Поймите, от подобных случаев никто не застрахован! — с грустью в голосе покачала она головой. — Поверьте, мне ничуть не меньше вас жаль. Ах, как мне жаль! — Она закрыла глаза руками, и из-под них поползли слезы.
У меня же не было слез. Вообще. Одна лишь пылающая боль на сердце.
Наталия Константиновна отняла руки и вытерла глаза платком. Потом произнесла:
— Вы зря набросились на Станислава Михайловича. Он все сделал правильно, все! И операцию провел блестяще, клянусь вам! Сама Старыгина не сделала бы лучше. Кстати, он на вас совсем не в обиде. И не будет никому жаловаться. Он все понимает и тоже вам сочувствует. Но… Никто не может предугадать, чем все закончится. Катюше очень сильно не повезло…
— Такого не может быть, чтобы никто не был виноват! — Я поднялся из-за стола. — Спасибо за заботу!
С этими словами я прошел в прихожую, обулся и вышел на улицу. Холодный ветер полоснул меня по лицу, но я не обратил на это внимания. Лицо мое горело. Осмотревшись, я определил, в каком районе нахожусь. Не поднимая воротника куртки, отправился на ближайшую остановку…
* * *
Последующие дни я помню плохо. Похороны Катюхи, заплаканное лицо моих родителей. Ольга, обколотая лекарствами и стоявшая у края могилы словно в отупении… Я держался без препаратов. Хорошо еще, что Ольгин Эдик не явился на кладбище, иначе я бы просто скинул его самого в эту могилу. И лицо Катюхи — нежное, словно живое. Я смотрел на свою дочь, и мне казалось, что это какой-то дурной сон, что сейчас она откроет глаза, встанет и радостно обнимет меня. И только когда застучали молотки, забивая крышку гроба, я понял, что этого не будет никогда. И каждый удар отражался на мне так, словно мне пробивали сердце. Я не выдержал, отошел в сторону, и слезы наконец-то покатились из глаз…
На службе я не был несколько дней. Позвонил, конечно же, в Управление и сообщил подполковнику Герасимову о своей трагедии. Тот отнесся с небывалым пониманием и сказал, что я могу находиться дома столько, сколько сочту нужным для полного восстановления. Добавил также, что в связи с утратой дочери мне выделена денежная компенсация, которую я могу получить в любое время. Я поблагодарил его, сказав, что сам не знаю, когда приду. Мне сейчас было не до работы.