Постепенно глаза его различили в темноте маленький люк, через который в подвальное помещение проникал снаружи прохладный воздух и слабый сероватый свет. Помещение было тесное; на земляном полу, застланном плащ-палаткой, лежали под шинелями шесть человек. Двое стояли у примитивной лесенки и разговаривали.
— Скоро будет подвода, — сказала девушка, наверно санинструктор. — Но подполковника нельзя эвакуировать.
— Нельзя, — повторил мужчина. По голосу и по очертаниям фигуры Силениек узнал полкового врача Лукьянова. — Нет смысла мучить его. Больше часа едва ли проживет.
Лукьянов обернулся в сторону Силениека и встретил взгляд необычайно блестящих глаз раненого.
— Вы проснулись, — удивленно заговорил врач и подошел к Силениеку. — Это хороший признак. В вашем положении…
— Где я? Как там? — шептал Силениек. Ему казалось странным, что голос его совсем не звучит. — Шоссе… занято?
Лукьянов оглянулся на санинструктора, точно звал ее на помощь.
— Наши продвигаются, товарищ подполковник, — ответила девушка. — Немцы отходят к высотам. Эту деревню, где мы сейчас, тоже нынешней ночью освободили.
— Хорошо… Победа… наши идут вперед. Взяли… мои документы?
— Н-нет, товарищ гвардии подполковник, — пробормотал врач. — Это когда эвакуируют, берут.
— Конечно… Не надо эвакуировать. Я хочу умереть здесь.
Снаружи раздались людские голоса и ржанье лошадей.
— Сказали, что в третьих развалинах по правой стороне, — крикнул кто-то. — Должно быть, здесь.
Пятерых раненых вынесли из погреба и отправили в тыл. Шестой уже умер, его оставили здесь. Из открытого люка дуло, ветер время от времени швырял в подвал горсть рыхлого снега. Готовая угаснуть звезда глядела в глаза Силениека. Он смотрел на звезду и думал:
«Жаль… и не того, что это смерть, а что так мало успел за свою жизнь. Без тебя придут в Латвию… много будет работы. Товарищи сделают… Какое спокойное было море в ту ночь… Тепло, душно… даже не все птицы замолкли. Нет, за прожитое не стыдно. Была красота… была великая борьба и мечтанья… И ты работал, чтобы мечты сбылись… Но на севере нет ничего прекраснее распускающейся березы… Хорошо, что стреляют… наши. Почему так жарко? Наверно, печь затопили? Это ты, Жубур? Почему ты не идешь? Мостик взорвали…»
Звезда погасла, предрассветное небо глядело в подвал. Тишина. Навсегда утихла жгучая боль в груди Андрея Силениека. Сын великой партии окончил свой мужественный труд.
3
В этом бою Гвардейской латышской дивизии впервые довелось иметь дело с немецкими железобетонными укреплениями. За девять месяцев гитлеровцы построили фортификационную систему длительной обороны, используя для этого естественные преимущества местности, в расчете на то, что в этом районе рано или поздно придется выдерживать удары Красной Армии.