Конверс сделал попытку подняться на ноги, но Данскин ударил его по голове так, что Конверс на мгновение оглох на правое ухо.
— Где ты это прячешь, сволочь?
Конверс потряс головой. Было невыносимо жарко; ощущение такое, будто обильный пот рвется наружу сквозь поры и не может прорваться. По всему полу в комнате были разостланы полотенца.
— Что было в шприце? — спросил он.
Они смотрели, как он встает. Выпрямившись, Конверс попытался броситься на Смитти, но ноги его не слушались. Это была его попытка выброситься с парашютом.
Лежа на полу, он смотрел на лицо Смитти. Оно виделось как сквозь толщу воды; глаза — прорези в раздутом мешке злобы. Если мешок стянуть с головы, глаза будут во всю его поверхность. Защитной окраски.
Смитти ударил его ногой, от удара он перекатился на живот, и его вырвало в полотенца. Ланч из него выбили еще раньше.
По телевизору играли Рахманинова. Диктор вещал:
— Лучшая мировая музыка может быть вашей.
— Лучшая мировая музыка? — спросил Конверс; Данскин и Смитти засмеялись.
Они поймали его в двух кварталах от «Монтальво», на глазах двух десятков горожан. Потом отвезли в мотель, тыча пистолетом в мошонку.
— Вокруг никого, детка, только ниггеры, — сказал Данскин. — А им наплевать.
— Где товар, сволочь?
— Не знаю, — ответил Конверс. — Что было в шприце?
— Фапросы тут задаем мы, — с немецким акцентом отчеканил Данскин.
Они поставили его на ноги и отвели в крохотную кухоньку рядом с кладовкой. Смитти включил одну из спиралей на электрической плите и вместе с Данскином смотрел, как она раскаляется докрасна. Конверса они держали за вывернутые за спину руки.
— Пожалуйста! — выдавил Конверс.
Смитти затолкал ему в рот конец полотенца; Данскин поглаживал его по шее.
Они это сделают, пронеслось в мозгу Конверса. В страхе он с такой силой стал вырываться, что им стоило немалых трудов удержать его. Тем не менее он как-то обжег руку. И еще раз. И еще.
Он завопил от боли, и они дали ему упасть на пол кухоньки. Он скрючился на линолеуме, как плод в утробе, зажав обожженную руку между ног.
— Я просто с ума схожу, — донесся голос из телевизора.
Они опять поставили его на ноги. Опять засунули полотенце в рот. И стали пригибать его голову к плите. Он пытался сопротивляться; пот наконец прорвался сквозь кожу и ручьями потек по телу.
— Когда я спрашиваю, где он, — сказал Джулс, — что я имею в виду?
— Герыч, — сказал Конверс, когда Смитти вытащил у него изо рта полотенце.
Даже страх не помог, Конверс снова поплыл, и, когда очнулся, перед ним были глаза Данскина. В мозгу пронеслось: «ясные глаза».