Приведен в исполнение... [Повести] (Рябов) - страница 94

Он стоял у подъезда со львами. Как он оказался здесь? Одна из загадок этой странной ночи. Он вошел в подъезд, лифт не работал, лестница раскручивалась бесконечными гулкими маршами. Вот ее дверь. Войти нельзя — все слова сказаны, все кончено раз и навсегда. Но если есть на земле человек, способный понять и, кто знает, простить, — это только она… Позвонил, и ему показалось, что дверь отворилась сразу, словно Таня стояла за ней и ждала…

— Ты? — буднично произнесла она, делая шаг в сторону. — Проходи.

На ней был короткий халатик, по щеке змеилась глубокая борозда, наверное, от подушки.

— Ты… спала? — Шавров увидел ее недоумевающие глаза, добавил: — У меня несчастье…

— Ты знаешь, сколько сейчас времени? — Она все еще не могла проснуться.

— Светает.

— Что за мальчишество… — Она встревожилась: — С Петром что-нибудь? Его нашли? Он жив? — схватила его за плечи и начала теребить: — Что ты молчишь?

— Жив… — он подошел к комоду, на котором стоял телефон, и бессильно опустился в кресло. — Пока еще жив…

— Ты с ума сведешь… — всплеснула она руками.

Высунулся Анастасий, прошипел яростно:

— Ополоумели, товарищи! Я милицию вызову! — он направился к телефону.

— Только подойди, гад! — Шавров вытащил револьвер. Ему было все равно.

Анастасий по-заячьи заверещал и попятился, закрыв лицо руками. С неожиданной ловкостью Таня вывернула Шаврову руку и отобрала наган.

— Слава Богу — без патронов… — Она подтолкнула его к своим дверям. Оглянулась на Анастасия: — Уйдите. Вы же интеллигентный человек.

— Да, — кивнул Анастасий, вытягивая по-солдатски руки по швам. — Так точно, — губы у него прыгали, в глазах был ужас. — Слушаю-с, понимаю-с, не извольте беспокоиться, — он задом открыл двери и словно провалился в них. — Да здравствует мировая революция! — донеслось из-за дверей.

— Вот… — Шавров подошел к столу и высыпал из портфеля деньги. — Здесь тридцать миллионов, это плата за сведения о моей службе. Я дал подписку о сотрудничестве…

— Какую подписку? Кому?

— Иначе они убьют Петьку. А я отвечаю за него, перед Музыкиным…

— Ты сошел с ума. При чем тут Музыкин?

— Не знаю. У меня не было выхода… — он поднял голову и встретил ее испуганно-отчужденный взгляд. — Ты мне веришь?

— Я верю факту, — она взяла себя в руки. — Ты совершил преступление.

— Значит, пусть Петьку убивают?

Таня покачала головой:

— Брось!.. Это детский лепет.

— А что мне было делать?

— Это не довод.

— А что для вас довод?! — закричал он. — Смерть в паровозной топке, да? По-вашему, пусть все горят и все горит, лишь бы три слова, так?

— «Вас»? — повторила Таня. — «По-вашему»? Ты что же… отделил себя? Ты… о каких словах говоришь?