— Абсолютно никакого.
— Тогда что, черт возьми, значит эта благодарность Элли? Благодарность за то, что мы сделали с какими-то письмами… и за Вандерлина?
— О нет, не ты! — непроизвольно вскричала Сюзи.
— Не я? Тогда ты? — Он подошел ближе и взял ее за запястье. — Ответь мне. Была ты замешана в грязных делишках Элли?
Последовало молчание. Она не могла говорить, чувствуя его пылающие пальцы, сжимающие запястье, на котором до этого был браслет. Наконец он отпустил ее руку и отошел.
— Отвечай, — повторил он.
— Я уже сказала, что ты тут ни при чем, это касается меня.
Он выслушал молча; затем спросил:
— Полагаю, ты отправляла письма за нее? Кому?
— Зачем ты мучишь меня? Нельсон не должен был знать, что она уехала. Она оставила мне письма, чтобы я отсылала их ему раз в неделю. Я нашла их здесь в тот вечер, когда мы приехали… Это была плата — за жизнь во дворце. О Ник, скажи, что это стоило того… скажи хотя бы, что стоило того! — умоляла она.
Он стоял не шевелясь, не отвечая. Пальцами одной руки барабанил по углу ее туалетного столика, так что драгоценный браслет подпрыгивал.
— Сколько было писем?
— Не знаю… четыре… пять… Какая разница?
— По одному в неделю, на полтора месяца?..
— Да.
— И ты сочла это в порядке вещей?
— Нет, мне это было противно. Но что я могла сделать?
— Что могла сделать?
— Да, если от этого зависело, быть ли нам вместе. О Ник, как ты мог подумать, что я откажусь от тебя?
— Отказаться от меня? — повторил он как эхо.
— Ну… разве возможность для нас быть вместе не зависит от того, что мы можем получить от людей? Разве мы вечно не идем на какие-то компромиссы? Ты когда-нибудь в жизни получал что-то даром? — закричала она, неожиданно разозлившись. — Ты прожил среди этих людей столько же лет, что и я; думаю, это не в первый раз…
— Клянусь Богом, в первый! — воскликнул он, покраснев. — И потом, есть отличие… коренное отличие.
— Отличие!
— Между тобой и мной. Я в жизни не делал грязную работу для них — и уж менее всего в расчете на благодарность. Думаю, ты догадывалась об этом, иначе не скрывала бы от меня эту отвратительную историю.
Сюзи тоже кровь ударила в голову. Да, она догадывалась, инстинктивно почувствовала в тот день, когда впервые пришла к нему в его голую квартиру, что он следует более строгим жизненным принципам. Но как сказать ему, что под его влиянием она тоже стала строже и что для нее было так же трудно не думать о своем унижении, как о его ярости, поэтому она и промолчала?
— Ты понимала, что если я узнаю, то ни дня здесь не останусь, — продолжал он.
— Да; и куда бы мы тогда отправились?