Внутренняя разведка донесла: Сергей-то был не лыком шит, промышлял в рекламном бизнесе. Потому имел реальную возможность занять койку (или же всю палату) в более достойной клинике, однако по недоразумению угодил в занюханную 635-ю.
В тот день и в тот час, возможно, нервишки нашего бизнесмена дали сбой и он за компанию замитинговал: призвал бумагомараку замолвить в прессе словцо от имени и по поручению «обреченных на заклание».
— А мы вам дровишек в костерок подбросим, — выдал реплику бывший советский гегемон.
ВСТАВНАЯ НОВЕЛЛА В ЧЕРНОЙ РАМКЕ
Перед тем как по «скорой» попасть в 61-ю, пол срока провел я в 57-й, да сбежал.
Госпитальная атмосфера напрягает чувства, обостряет внутреннее зрение. С глаз как бы спадает пелена. Палатный пациент может часами вслушиваться в происходящие в нутре своем процессы, периодически впадая в забытье; другие читают все, что попадает под руку; между тем параллельно идет процесс осмысления бытия чуть ли не от рождения. Незримое становится очевидным. Конечно, особ статья — разговорчики, сперва вполголоса, незаметно переходящие в ярые споры, от которых то дух захватывает, то душа немеет. Хорошо еще ежели так, бывает и похлеще.
На призыв Бориса Сергеевича первым откликнулся присоединившийся к нашей компашке молодой человек. Накануне вечером его доставила в больницу своим транспортом (на двух авто) целая свита домочадцев. Сопалатникам новичок пока еще не представился. Похоже, все еще был, так сказать, в домашнем кляре. После полудня начал проявлять интерес к окружающей обстановке.
— Лечить-то когда начнут? — вякнул парень, отрываясь от экрана мобильника.
Николай Егорович, не подымая головы, отреагировал:
— Не гони, друг, лошадей. И до тебя черед дойдет. Скажи-ка для начала, как тебя звать-величать?
— Да Владимир я. И лекарства со мной. Целый пакет.
Тезка мой ловко подмигнул:
— Это ты правильно сделал. Купленными за свои деньги пилюлями поддержишь семейный бюджет министра Зурабова.
Владимир, похоже, не уловил юмора. Положил свой мобил на тумбочку и стал рассказывать, как среди лета подхватил он пневмонию… Эта хвороба у них наследственная, семейная. В прошлом году от нее отец скончался. А недавно и дядю крестного похоронили. За неделю, как свечка, сгорел. Был же здоровяк, таежный охотник.
— И где же эта беда случилась? — приподнял голову палатный комиссар Пахомыч.
Паренек напрягся, почесал затылок:
— В пятьдесят седьмой, на Парковой улице.
Надо ж, какое совпадение. Полгода назад лежал и я в той же клинике. В том же отделении пульмонологии. И сразу ж во всех деталях и подробностях живо представил обстановку и порядки на пятом этаже, где целую неделю манежили меня поначалу в коридоре, затем, как бы в порядке великой льготы, поместили в двухместную палату, где три месяца кряду боролся за жизнь несчастный москвич в окружении неисправной аппаратуры.