Джеймс и не дернулся. Он поднял левую, свободную руку, чтобы Кернуннос видел написанное на ней слово, которое то ли еще не смылось, то ли было добавлено недавно: «костер».
— И все-таки я уйду. Правда?
В его голосе звучало едва заметное разочарование.
Кернуннос оценивающе посмотрел на Джеймса:
— В Хеллоуин я должен быть с ней. Я знаю, ты чувствуешь по-другому, не так, как человек, однако Нуала тебе небезразлична. Ты не можешь отправить ее туда одну. — Рога немного повернулись. — Ты меня не боишься, волынщик. И тебе все равно, уйдешь ли ты отсюда. Именно поэтому я тебя отпущу.
Джеймс отвернулся от нас. Я не видела ни его мыслей, ни лица; его рука в моей руке была холодной и неподвижной. За последние несколько дней я успела забыть, что, когда мы познакомились, он гнался за смертью.
Подошел Кернуннос, задевая хрупкие зеленые ростки над головой кончиками рогов. В его тени я почувствовала себя юной и беспомощной.
— Понимаешь ли ты, что я тебе говорю, дочь моя?
Я кивнула.
— Дочь моя, иди на костер в черном. И ты, и волынщик. Спрячьте свои тела под черными одеждами, дабы укрыться от глаз моих голодных мертвецов, — сказал Кернуннос.
Он положил руку на плечо Джеймсу, и тот вскинулся, как будто успел забыть обо всем здесь происходящем.
— Джеймс Антиох Морган, — напевно сказал король мертвых, и имя Джеймса зазвучало как музыка, — тебе предстоит сделать выбор. Не ошибись.
Глаза Джеймса блестели в темноте.
— Какой выбор верный?
— Тот, от которого больно, — ответил Кернуннос.
Смерть пахнет именинным тортом. По крайней мере, так я решил, потому что наутро после встречи с Кернунносом мы с Нуалой воняли. Даже не столько тортом, сколько только что задутыми свечами. И наша одежда, и волосы пропитались этим запахом.
— Джеймс Морган, я не хочу из-за тебя потерять работу. Очнись!
Первое, что я увидел после смерти, был Салливан, вернее, его силуэт на фоне светлого, усеянного облачками неба. Первое, что я почувствовал, было жжение и звон в ухе.
— Вы дали мне пощечину? — спросил я.
— Ты решил умереть? — парировал Салливан. — Я тебя уже пять минут добудиться не могу. Пощечина — знак моего истощившегося терпения.
— Нуала!.. — Я поспешно сел.
— С ней все в порядке, — сказал Салливан в тот самый момент, когда я увидел ее рядом с собой. — Ей смерть не показалась привлекательной.
Я пропустил его слова мимо ушей.
— Почему мы сидим у фонтана?
Я посмотрел мимо задницы сатира и увидел, как Пол ест пончик на другой стороне фонтана.
— Вы расскажете мне, где провели последние два дня? — вопросил Салливан. — Пол, может, начнешь, раз уж ты ешь мой завтрак?