Мы с Нуалой переглянулись.
— Пол тоже к нему ходил?… Стоп, вы сказали два дня?!
— Уже Хеллоуин, — ответил Салливан, — тридцать первое октября, семь сорок одна утра. — Когда мы все на него уставились, он добавил: — Я бы сказал точнее, но мои часы не показывают пикосекунды.
Я ждал, что Нуала переменится в лице, услышав слово «Хеллоуин», однако ничего подобного не произошло.
— На территории будут костры? — спокойно спросила она.
— Персонал зажжет их, как только стемнеет, — кивнул Салливан. — Их будет несколько. — Он прищурился. — Что сказал Кернуннос?
И Пол, и Нуала смотрели на меня, будто я был главный. Поэтому я коротко изложил, что случилось. Салливан слушал, водя языком по зубам.
— А что он сказал тебе, Пол?
Пол проглотил остатки пончика:
— Мне нельзя говорить о том, что я видел.
Салливан нахмурился:
— Ладно, ступайте умойтесь. От вас воняет. Но никуда не уходите — я еще хочу с вами поговорить, прежде чем зажгут костры.
Вот и Хеллоуин наступил… Хорошо бы мне исчезнуть.
У сна и смерти та же суть,
Одна возможность возвращенья,
Из сна я выхожу, проснувшись,
Из смерти я вернусь в словах.
Стивен Слотер (стихи из сборника «Златоуст»)
Джеймс открыл красную дверь в Бриджид-холл и посторонился.
— Нет, — ответила я, — сначала дамы.
— Ну спасибо. — Он сверкнул глазами, но все равно прошел первым.
Стулья стояли так же, как мы их оставили, и Джеймс, раскинув руки, двинулся вперед по проходу.
— Добро пожаловать, леди и джентльмены, — сказал он, купаясь в мягком свете, который пропускали матовые стекла окон. Джеймс шел по проходу, и я представила себе, что за спиной у него развевается плащ. — Меня зовут Ян Эверетт Иоганн Кэмпбелл, третий и последний.
— Нужно, чтобы тебя в проходе сопровождал прожектор, — перебила я, пристраиваясь к нему сзади.
— Надеюсь, я смогу завладеть вашим вниманием, — продолжил Джеймс. Он остановился и сделал вид, что целует руку кому-то из зрительниц у прохода. — То, что вы увидите сегодня, — чистая правда.
— Ты должен взбежать по ступенькам, — сказала я. — Музыка начнется, как только ты ступишь на первую из них.
Джеймс пробежал по ступенькам; в рассеянном свете его волосы выглядели еще рыжее. Он говорил, пока шел на свое место:
— Не удивительная, не шокирующая, не возмутительная, но совершенно точно — правда. О чем… — Он сделал паузу.
— Музыка умолкает, — сказала я.
Джеймс закрыл глаза:
— …я искренне сожалею.
— В сцене с разоблачением, когда выясняется, кто ты такой, нужно, чтобы кто-то дал знак включить музыку. Не забудь.
После небольшой паузы — на секунду длиннее, чем надо, — Джеймс произнес: