— Передай, пусть засунет свой «лексус» себе куда-нибудь поглубже. В диссертацию. Метафорически, конечно. Только вежливо передай. Пусть распилит на удобные части — и аккуратно так засунет.
Кеша покачал головой. Его расстроило мое упрямство. Я же скрестил руки и ноги в знак твердости. Кеша теребил свой выразительный нос. Он всегда так делает, собираясь кого-то надуть. Натеребившись всласть, заговорил лицемерным тоном:
— Я понимаю, ты надеешься на ее взаимность. Но давай честно, последним чудом было воскресение Лазаря. С тех пор ни поклевки. Что ты ей предложишь? Стать героиней твоих литературных потуг? Смешно! Ее интерес к тебе объясним. Ты месяц ходил по пятам, сопел плотоядно и вдруг все бросил, заперся в кабинете. Конечно, девушке стало любопытно. Но стоит тебе вернуться в гостиную — все пустится на круги своя. Она тут же остынет. Мгновенно. Если на то пошло, ради микроскопической надежды на ее интерес тебе стоило бы уехать. Хочешь, я сам отправлюсь с тобой? Обещаю всю дорогу разговаривать только о ней. Рассчитаем в процентах вероятность твоего с Катей счастья. Она всю неделю будет о тебе скучать. А ты, наоборот, развеешься, заграницу посмотришь… Поехали, ну?
— И сколько мне торчать в твоей Праге? Месяц? Год?
— Неделю. Потом — двигай куда хочешь.
— Что изменится за неделю?
— Потом она улетает в Ниццу. Алеша выиграл участие в каком-то театральном фестивале. Она летит с ним. Сева, о тебе же забочусь. Чтобы не превратиться в героя криминальных хроник, не капризничай, уезжай.
— Тем более не понимаю. Если у них все прекрасно, зачем мне куда-то тащиться?
Кеша посмотрел внимательно, снова схватился за нос.
— Есть проблема. Некрасов заигрался и сам втрескался. И, как всякий влюбленный идиот, он становится уныл. У него собачьи глаза и слюна капает. Кате с ним скучно. Того и гляди, она его спровадит. То есть, она его и так спровадит, но сейчас рано.
— Вот теперь я точно никуда и не поеду.
— Ну и отлично. Молодец. Этого я и добивался.
— Не понял?
— Ничего. Не важно.
— Нет, ты скажи.
Тут Кеша принял загадочный вид и совсем замолк. И совершенно непонятно стало, как надо действовать, чтобы ему навредить.
В самом узком месте Латвию можно пересечь за сорок минут. Литву наискосок проскочили за три часа. А потом началась огромная Польша, где на лошади было бы быстрей.
Поляки содрали весь советский асфальт, символ рабства. Теперь кладут новый, демократический. Всюду пыль, дым, унылые паны с лопатами. По стране путешествует сумасшедший экскаватор № 5672. Да снизойдет чума на его водителя. Он угнал рабочий инструмент и колесит по миру. Если бы дальнобойщики его поймали, он стал бы самым похожим на отбивную трактористом на свете. Обогнать его невозможно, он широкий и петляет. Навстречу петляют такие же трактора и за ними другие бедолаги. Мы нагляделись всласть на польскую природу. От зевоты болели челюсти. Я выучил зад экскаватора так, что смог бы рисовать его в полнейшей темноте, не просыпаясь, без бумаги и карандашей.