— Ладно. И держись там бойчее, — наставляла Анна Владимировна. Нина согласно кивала, прикрыв длинными ресницами серые глаза.
…«Бойчее» не получилось. Оказавшись перед зданием, вид которого внушал робость, Нина сжалась, остановилась, ощущая сильные толчки в сердце, частое постукивание в висках. У входа она в нерешительности простояла минут пять, пряча глаза от тех, кто чинно выходил или торопливо выскакивал из здания и тут же исчезал в толпе пешеходов. Наконец решилась зайти, несмело пересекла подъезд, получила пропуск, спросила, как отыскать нужный ей кабинет. И когда нашла, задержалась у двери, помедлила, успокаивая себя, и уж потом, все еще волнуясь, тихо постучала. Ее встретил молодой мужчина с приветливыми глазами, первым поздоровался, предложил стул:
— Садитесь, пожалуйста.
Она села, а он живо добавил:
— Я Переплетчиков, Иван Иванович.
Нина предполагала, что увидит человека в годах, сурового и обязательно в милицейской форме, а перед ней оказался молодой мужчина в штатском бежевом костюме, в светлой сорочке с расслабленным галстуком; и она не заметила, как легко освободилась от скованности и втянулась в полушутливый разговор на какую-то пустяковую тему. Однако легкий разговор длился недолго, оказался чем-то вроде разминки. И как только Переплетчиков заговорил о Сергее Лоскутникове, Нина, краснея, почувствовала растерянность.
— Понимаете, Нина, — уже серьезно сказал Переплетчиков после короткой паузы, — Сергей опять… то есть сам пришел с повинной. Нет, он не украл и не ограбил… Очень желает повидаться с вами. Я обещал помочь встретиться.
— Где он? — испуганно вырвалось у Нины.
— У нас. Могут привести.
— Привести? Что он натворил?
— Пусть сам расскажет. Вы, конечно, не откажитесь от свидания?
— Не откажусь, — ответила Нина, отводя грустные глаза.
И Лоскутникова привели. Он не был похож на прежнего Сергея: лицо потемнело, сузилось, щеки покрылись мелкой щетиной, костюм измятый.
— Нина, здравствуй, — услышала она. Голос показался незнакомым, нерешительным и беспомощным.
— Здравствуй, — ответила Нина, заглушая в себе боль.
Сергей опустился рядом, с минуту молчал, подыскивая слова. Но нужные слова выскочили из памяти, их будто кто-то спугнул.
— Нина… я… я не уберегся от колонии… глупо… понимаешь… Провинился перед тобой… Прости, прошу… Я… без тебя не могу.
Сергей поглядывал то на Переплетчикова, занятого изучением какого-то пухлого дела, то на Нину. Короткие фразы негромко падали и падали в кабинетную тишину. Рассказывая о случившемся, просил верить, умолял ждать, убеждал, что регистрация брака прибавит ему силы, высветит надежду на будущее, клялся жить и работать в колонии безупречно, чтобы попасть на условно-досрочное освобождение… Нина слушала, сокрушенно вздыхала. Во-первых, Сергея она знает мало, всего полгода. Во-вторых, все получилось так неожиданно, застало врасплох. Перед ней возникли многие вопросы, на которые трудно было найти ответы. Не попадет ли Сергей в колонии под плохое влияние новых знакомых? Не натворит ли еще что-нибудь? Каким станет после освобождения?