Юра не выдержал:
— Почему у вас ферма-то так далеко? — грубовато спросил он. — Что за ферма такая?
— Дак когда ее строили, так тогда рядышком деревня жила, — охотно отвечала попутчица. — А теперь деревня оскудела людьми-то, старики да старухи остались, робить некому, вот мы и бегаем туды-сюды…
— Ну, а председатель ваш, куда смотрит?
— Жаловались бабы ему. Потерпите, говорит, автобус вскорости, мол, должны получить. Вот уж год и терпим. Утром ранехонько надо и со своей скотиной управиться, и на дойку поспеть. Вечером опять бежишь…
— Но это же непорядок, — сказал Костромин. — Если ваше начальство не хочет о вас позаботиться, то пишите жалобу. Куда-нибудь повыше. Сейчас на письма и жалобы трудящихся обращают большое внимание.
— Жалобу? Да ну!… — махнула рукой женщина. — Нас потом свои же и запозорят. Клавдия, помню, написала в газету, что кормораздатчик не ремонтируют, так люди на нее потом пальцем показывали. Она, бедная, не знала куда от стыда деваться.
— А кормораздатчик починили?
— Сразу же. Но получилось-то как… Бригадир говорил, мол, и без жалобы отремонтировали бы, ждали какую-то запчасть. Клавдия и окажись виноватой: шум подняла, колхоз запозорила. Ее же и костерили потом на чем свет стоит. Ой, стыдобушка-то! Уж лучше потерпеть да промолчать.
— Вот так каждый боится чего-то, помалкивает, а бесхозяйственность процветает, — с досадой сказал Костромин. — Но за себя-то вы можете постоять? Неужели вам не надоело бегать за столько верст на работу. Вас целый коллектив. Взяли бы и посидели один денек дома. Глядишь, руководство бы ваше и зашевелилось…
— Ой, парень, да ты чего? — тихо воскликнула женщина. — Как дома сидеть? Кто ж доить-то будет?
— Отдохните. Пусть вокруг вас побегают.
— Так молоко ведь испортится. Ты, поди, любишь молочко-то?
— Да, — усмехнулся Юра. — И кефир люблю, и сметану с сахаром. Но я потерплю.
— Ты-то потерпишь, а коровы?
— Что коровы?
— Они же не доены будут. Заревут. Жалко ведь.
— Ну, это другое дело, — пробормотал он и расстегнул куртку.
— Я вот еду сейчас в город-то, а сердце не на месте, — продолжала женщина. — Еле подмену себе нашла, и то уж очень ненадежную. Выпивает подмена-то. Вот беда. И как тут спокойной быть? А вдруг загуляет?
— Да, да, конечно, — сказал Юра. Спать ему расхотелось. Он внимательно и с интересом вгляделся в попутчицу.
Она годилась ему в матери. Нарядный платок сбился на плечи и открыл темно-русые волосы, собранные на затылке в тугой узел. На лице — круглом и курносом, с морщинками под глазами — лежала тень озабоченности и какой-то внутренней боли. Разговаривая с Юрой, женщина все время словно прислушивалась к себе.