— Да уж входите отсюда. Пойду доложу, а вы здесь подождите… Как сказать?
— Я от генерала Головина. Кто дежурный врач?
— Грузин. Фамилию никак не упомню…
— Бокерия?
— Вот-вот! — обрадовалась санитарка. — Бокерия!
— Скажите ему, что пришла капитан Быстрова. Он знает…
Женщина засеменила по кафельному полу коридора, пришлепывая подошвами туфель без задников.
Через минуту в глубине коридора послышались чьи-то торопливые шаги, и почти тотчас же Наташа увидела доктора Бокерия. Стараясь не шуметь, он шел на цыпочках и для устойчивости неуклюже балансировал разведенными в стороны руками. Лицо его сияло от радости, что крайне удивило Быстрову.
— Родная моя! — услышала она его сдержанный шепот. — Жива! Здорова! Слышал обо всем!
Бокерия повел Наташу в кабинет, дружески пожимая сильной рукой ее пальцы. Вид летчицы ему не понравился. Она сильно изменилась со времени их последней встречи.
Усадив Наташу в мягкое кресло, Бокерия еще раз внимательно посмотрел на ее покрасневшие от бессонницы глаза:
— Не спали сегодня?
— Нет еще, не успела, — ответила Наташа, думая совсем о другом.
Она не могла понять, почему медлит доктор и ничего не говорит о Тенгизе. Это пугало ее.
— Вы очень осунулись, побледнели.
— Шакро Отарович! — с упреком взглянула на него Быстрова. — Обо мне ли нужно сейчас говорить?
— Простите… Конечно, конечно… Вернувшись «из дальних странствий», вы в первую очередь хотите узнать о его здоровье…
— Разумеется, — ответила Наташа, и голос ее дрогнул.
— Ранение незначительное… Задет мускул на левом боку. Ушибы были серьезные. Одно ребро имеет трещину.
Наташа взглянула на доктора:
— О ком вы говорите?
— О Николае Николаевиче, конечно, — ответил доктор и недоумевающе посмотрел на Быстрову. — О полковнике Смирнове. Вы не волнуйтесь, состояние его здоровья не вызывает опасений и через месяц-полтора он будет в строю. Его даже решено не эвакуировать…
Глаза Наташи потухли. Очевидно, Тенгиз умер, и доктор, щадя ее, молчит.
— Хотите его повидать? Вы сами убедитесь, что полковник выглядит молодцом…
— Ах, не то, доктор! — страдальчески произнесла Наташа. — К нему я зайду… Но вы скрываете от меня самое важное… Вы, наверно, щадите меня? Скажите же наконец! Скажите правду!
— Какую?! — воскликнул растерявшийся Бокерия.
— К вам… — Она оборвала себя на полуслове, подумав, что Тенгиза, может быть, и не привозили сюда.
— Что — «к вам»? Говорите… Я слушаю…
— На рассвете к вам, — начала Наташа, чеканя каждое слово и глядя доктору прямо в глаза, — с предписанием Головина привезли тяжело раненного партизана.
— Да, да! Верно! — спохватился доктор. — Вот оно, предписание, лежит у меня на столе под стеклом. Так удачно: прямо в операционную, под нож главного хирурга… Он к тому времени закончил срочную операцию и не успел уйти…