«Жук», описав полукруг, выехал из ворот на гладким асфальт городской улицы.
Свежий воздух погожего дня взволновал Наташу. Ей казалось почти диковинным ехать под синим небом по улицам чистенького городка и ощущать на лице солнечное тепло. Через несколько минут свернули на набережную. Под колесами зашуршал мелкий гравий, занесенный с дорожек бульвара злым морским ветром, погулявшим здесь два дня назад.
Показался забор — тот самый, вдоль которого шла когда-то Наташа, направляясь в военный порт. Вот и ворота с проходной будкой и матросом-часовым!.. Как все знакомо! Как все мило и дорого сердцу!
Издали приметив машину, часовой исчез в проходной.
— Нас пропустят? — тревожно спросила Наташа. — Пропуска у меня нет…
— Как-нибудь пропустят, — весело ответил шофер.
Ворота открылись заранее, и «жук» беспрепятственно проскочил мимо часового, который откинул руку с винтовкой, по-ефрейторски приветствуя летчицу. Она кивнула в ответ, здоровой правой рукой Наташа держала костыли.
Вдали, у стенки причала, стоял украшенный флагами расцвечивания корабль. Наташа сразу догадалась, что это сазоновский катер.
Когда машина въехала на пирс, ее сразу облепили моряки. Бесконечные дружеские рукопожатия, вопросы, приветственные возгласы захватили Наташу, и она не заметила, как очутилась на дачном плетеном кресле, которое моряки тотчас же подняли и плавно понесли по трапу корабля.
— Ходить у нас строго воспрещается! Только летать! — пошутил кто-то.
Кресло осторожно опустили на палубу. Откуда-то появился торжествующий Панов:
— Вам надлежит быть на высоте своего положения!
— Ваша туфелька, товарищ гвардии капитан. Обронили у «жука», — сказал Храпов и, наклонившись, надел туфельку Наташе на ногу.
— Спасибо! Великоваты, — смущенно проговорила летчица.
Панов подал костыли. Оказывается, он нес их следом.
— Как хорошо, что вы снова на борту нашего корабля. На этом месте, — указал Панов, — вы лежали тогда… Но смоем мы фашистской черной кровью пилота праведную кровь!..
— Слышите, Наталья Герасимовна! «Творческое содружество» Лермонтова и Панова! — вмешался в разговор Алексеев.
— Я заметила, что товарищ Панов часто обращается к поэтам…
Горлов улыбнулся:
— Поэты — удобный народ: на все случаи жизни у них что-нибудь имеется.
— Наталья Герасимовна! — не унимался Панов. — На этой палубе мы с вами кровью побратались.
— Не говорите громких фраз! — с упреком повернулась к нему Наташа.
— Вы, товарищ гвардии капитан, не слушайте — у поэтов язык без костей! — донесся откуда-то голос Храпова.
Раздалась команда строиться. Матросы разом покинули Быстрову. Через минуту весь личный состав корабля стоял в строю, наискось от Наташи, так что ей хорошо были видны лица моряков. На трубах духового оркестра сверкало солнце. Особенно ярко блестели басы.