Капитан Быстрова (Рышков) - страница 59

— Очевидно, смогу… Рука и нога не совсем еще… Пожалуй, трудновато…

— Нечего рассуждать, раз приказано! — строго проговорил Смирнов.

— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник. Приложу все усилия… Но врачи утверждали… — робко заговорила Наташа.

Полковник перебил:

— Прошу без возражений! Какое мне дело до врачей и их утверждений. Завтра в семь пятнадцать вы оба должны вылететь.

— Разрешите узнать задание? — спросила Наташа.

Смирнов рассмеялся:

— Эх! Отвыкла ты от «розыгрышей»… Головин приказал отправить тебя в Батуми на самолете! Сегодня шестое… Вы, капитан Мегрелишвили, должны возвратиться десятого вечером. Отпуск четверо суток. Маловато, но лучше, чем ничего. Полетите на Як-7 с пассажиркой… Ясно?

— Я должен доставить Быстрову в Батуми?

— Так приказано. Наш полк с сегодняшнего дня на отдыхе после девяноста шести дней беспрерывных боев!

— Как мне благодарить вас, Николай Николаевич! — начала Быстрова.

— Комдива благодари. Я тут ни при чем. Кстати, через полчаса улетаю в штаб корпуса. Зашел проститься. Вызван по важному делу…

— Секретно?

— Вероятно, после отдыха базу менять будем. — Смирнов взглянул на часы. — Поправляйся как следует, не ленись писать. Будь здорова! Будьте и вы здоровы, капитан. Счастливо повидать своих. Кстати, захватите у Горюнова письмо отцу…

Последнюю фразу полковник произнес вскользь, как бы не придавая ей значения.

— Письмо отцу?

— Да. Совершенно точно: отцу…

— Я не понял, должно быть, товарищ гвардии полковник. Чьему отцу?

— Что же тут непонятного? Вашему отцу…

Полковник распростился и ушел. Ошеломленный Мегрелишвили продолжал стоять и, глядя перед собой, часто моргал. Когда шаги командира затихли в коридоре, он набросился на Станицына:

— Товарищ майор, вы слышали?

— Слышал.

— Вы тоже знали о полете?

— Представь себе, знал.

— И молчали?

— Молчал!

— Почему?

— По уговору со Смирновым.

— А что за письмо?

— Обыкновенное, на бумаге писанное…

— Кем?

— Нами! Да что вы меня допрашиваете?

— Ну скажите хоть, что там написано? — не унимался Мегрелишвили.

— У отца спросишь. Не бойся. Не ругаем особенно, жаль старика! Пишем, что сынок фашистов обижает…

— Честное слово?!

— Самое что ни есть честное!

— «Обижает»?! Это здорово! За это спасибо… Мне кажется, что мало я их обижаю. Надо бы побольше…

Он торопливо допил чай.

— Спасибо, Наташенька! Пойду оформляться… Я тебя с шиком доставлю!

— Чудесно! Давно не была пассажиркой. С весны сорокового года…

— На этой неделе ты мой второй пассажир! Дней пять назад сбросил в Крыму одного человека… Спецзадание по партизанской части. Он прямо в лес прыгнул… На обратном пути немецкие зенитки в мою честь салютовали! Нарочно покружил над ними несколько минут, чтобы они побольше снарядов израсходовали. Подрывал боевую мощь гитлеровцев. Издержались снарядов на сто, и, как видишь, зря! Правда, об этом я промолчал, — доверительно, понизив голос, сказал Мегрелишвили, — не взгрели бы: в задание не входило… Вы уж меня не выдавайте, Яков Иванович.