На полпути к коляске Элеонора заметила, как лоснятся бока у коней, как блестят их темные глаза. При ее приближении благородные животные подтянулись, как солдаты на параде, и каждый поднял левую переднюю ногу. Она ответила на их приветствие легким кивком, и коренной раздул ноздри в знак того, что остальные могут расслабиться. Кучер открыл дверцу, и Элеонора села в коляску. В ту же секунду с крыши бейского дома с криком сорвалась чайка и унеслась вдаль, через пролив, по направлению к дворцу.
Внутри карета была отделана бархатом насыщенного пурпурного цвета, слоновой костью и золотом. Элеонора расправила платье и села спиной к кучеру, наискосок от нее устроился распорядитель. Копыта зашуршали по песку. Элеонора смотрела из окна, а дом Монсефа-бея становился все меньше и меньше, пока наконец совсем не скрылся за поворотом. Тут она перевела взгляд на блестящие носки туфель, которые ей жали, и глубоко вдохнула в надежде, что это поможет ей успокоиться.
— Вам оказана невероятная честь.
Элеонора взглянула на распорядителя: запавшие глаза, большущая родинка над левой ноздрей. Сначала ей показалось, что это тот же человек, что был у них вчера, но потом она засомневалась. В любом случае он ждал ответа.
— Да. — Ответ прозвучал совсем тихо. За несколько месяцев она так отвыкла говорить, что звук собственного голоса казался ей странным. — Я очень польщена.
— Аудиенции у султана удостаивается не каждый.
— Да-да, я понимаю.
Они миновали Галатский мост, свернули налево, к Египетскому базару, при их приближении из-под арок Новой мечети во все стороны брызнула стая голубей. С другой стороны пролива виднелась Галатская крепость, которая словно бы грозила непокорному городу пальцем. Вот и Бешикташ, привольно раскинувшийся у воды: причал, бешикташская мечеть, особняки у самой береговой линии, можно разглядеть желтый фасад их дома в самом центре. Элеонора прижалась лицом к стеклу. Там, на третьем этаже, третье слева, ее окно, у которого она провела столько вечеров за чтением, наблюдением за проходящими мимо пароходами, а еще — в мечтах, которые переносили ее к этим людям, что ютятся в лачугах у самой воды. Случалось ли тем, кто живет по эту сторону Босфора, — рыбному торговцу, слуге, который покупает куркуму на базаре, набожному лавочнику, что совершает омовение в фонтане у Новой мечети, — случалось ли им бросать взгляд в сторону ее окна и задумываться о ее жизни? Этого Элеонора не знала.
— Вы хорошо знакомы с дворцовым протоколом?
— Нет, — ответила она, приподняв подбородок.
Слуга чуть слышно хмыкнул, и его лицо тут же приобрело чрезвычайно торжественное выражение.