Субетай задержал дыхание, когда, наконец, подошел поближе. Он все же не решался посмотреть воину в лицо.
— Здравствуй, — прошептал он и попросил: — Благослови меня.
У кого же еще просить благословения? Если само Небо сохранило это изваяние. Если еще в то время, когда Хэнтэйские горы были холмиками, Небо позволило прежде жившим создать его. Он стоял здесь задолго до того, как предок Чингис-хана, Борте-Чино, со своей супругой Гоа-Марал, переплыв внутреннее море Тенгис, пришел в монгольские земли и отправился кочевать к истокам Онон-реки, у священного Бурхан-халдуна.
Создатели знали этого человека. У него были усы, бороду он брил, на поясе, как полагается, висели необходимые вещи: меч, огниво. В руках сосуд. Неясно, куда он смотрит — вглядывается вдаль, в степь? А может, он стоит здесь, глядя перед собой, думая о своем, и то, что проходит мимо — люди и время — оставляет его равнодушным, он этого не замечает. Чего он не может забыть, от каких мыслей ему не освободиться все эти нескончаемые дни, годы, века?
«Но он как будто ждал меня, — подумал Субетай. — Именно меня».
Субетай положил ладонь на горячий неровный камень. Кто ты? Кто тебя создал?
Воин остался безучастным. Этот сильный человек, ставший каменным, не был удивлен присутствием Субетая. Так и должно было случиться. Удивляться ему не приходилось очень давно. С тех пор как его убили, и оказалось, что жизнь — если слово подходило в этом случае, но других он не знал, — продолжается. Иначе, но он остался на своей земле. Теперь у него были другие думы. Он не заботился о своей семье, не стремился отомстить врагам. Он стоял здесь и ждал. Он стал терпеливым, как только стал каменным. Это случилось само собой, это пришло вместе. Он просто ждал — не думая, чего именно — как ждут горы. Как ждет река, которая меняется быстрее, чем камень. Он жил, плыл в этой степи, в горячем воздухе. И редкие прохожие, оказывавшие ему почтение, не оставляли никакого следа в его новой жизни.
* * *
На прощальном пире послов богато одарили. Алтан принес дары Субетаю — может, он заметит в них то, что ускользнуло от послов во время бесед?
Весь следующий день шел дождь. Субетай сидел в палатке-майхане и разглядывал золотые чаши. Животные, украшающие их, были мирными, не хищными. Литые ручки были сделаны в виде коней. На золотых пластинках, которыми обложены чаши, вычеканены верблюды, олени с огромными ветвистыми рогами.
Как странно, думал Субетай. Почему любые рисунки приближают меня к Чильгиру? К его истребленному роду. К предкам его предков, к моему настоящему народу. Я даже не знаю, как он называется…