— Нет, разумеется, ничего такого я не допустил. Просто сел и ушел в себя, не поддерживая разговор, отчего казался скучным и грубым.
Несколько шагов мы прошли молча.
— Меня воспитывали иезуиты, вы знаете, — продолжил он. — Дисциплину они поддерживали строжайшую. Я жил в ужасе перед приором и его наказаниями, и это привело к тому, что еще в детстве у меня развилось отвращение к поведению, которое могло рассматриваться плохим. Я стал бояться моей способности совершить что-то нехорошее или допустить ошибку, и это переросло в боязнь власти, которая превратилось чуть ли не в фобию.
Возможно, я поступил правильно — не спросил, какую способность к злу ставил себе в вину режиссер «Психоза». Как оказалось, она была меньше, чем я ожидал.
— Взрослым я любил водить автомобиль, сидеть за рулем, глядя на уходящее вдаль шоссе. Но я так боялся, что меня остановит дорожный полицейский… боялся, как смерти, мистер Томас, и едва мог вести машину. Так что за руль садилась Альма или наемные шоферы, даже когда я еще не мог позволить себе нанимать их. Всегда ставить под вопрос свои мотивы — это нормально, но бояться своей способности совершить что-то неправильное и потому ограничивать себя во многих аспектах жизни — ужасная ошибка.
Будь я отцом и кладезем мудрости и если бы хотел передать ее сыну, наверное, это происходило бы в такой же манере.
— Моя девушка, Сторми Ллевеллин, никого лучше я не знал. Она была удивительной, сэр. Она верила, что эта жизнь первая не из двух, а из трех.
— Такой философский подход поразителен для молодой женщины, которая работала в кафе-мороженом, — говорил он искренне, без намека на иронию.
После увиденного мною только что, наверное, в эту ночь только это и могло меня удивить.
— Сторми говорила, что эта жизнь — тренировочный лагерь. Она говорила, что мы должны преодолевать все преграды этого мира, невзирая на раны, которые мы при этом получим, если мы хотим получить вторую жизнь. Это же наша подготовка к ней, понимаете. После тренировочного лагеря следует, как она говорила, служба. Нашу жизнь на службе она представляла себе одним нескончаемым приключением, словно это все приключенческие романы, слившиеся в один.
— А третья жизнь, мистер Томас?
— Она думала, что после завершения службы нас ждет вечная жизнь.
Я остановился, вытащил бумажник из кармана джинсов, открыл на пластиковом окошке, за которым держал карточку. Я мог прочитать ее при лунном свете. Собственно, мог бы прочитать и в темноте: «ВАМ СУЖДЕНО НАВЕКИ БЫТЬ ВМЕСТЕ».
— Мы получили ее от гадальной машины на ярмарке, когда нам было по шестнадцать.