Я и сам чувствовал себя таким же мусором, который тащили с собой потоки дождя. Выйдя из переулка, повернул направо, зашагал по тротуару. Сливную канаву чуть ли не полностью заполняла вода, и среди мусора, которого в воде хватало, я заметил полую резиновую голову куклы Кьюпи. И хотя шел я быстро, голова не отставала. Поток болтал ее из стороны в сторону, но синие нарисованные глаза вроде бы не отрывались от меня.
Когда я подходил к дренажному люку, накрытому металлической решеткой и зигзагом молнии, скорость потока в ливневой канаве увеличилась, и голову унесло от меня. Вода с ревом протаскивала между перемычек решетки всякий мусор, за исключением оторванной головы куклы, слишком большой, чтобы проскочить в зазор. Она и застряла между зигзагом молнии и кольцом, которое его окружало, а ее глаза по-прежнему смотрели на меня.
Я остановился. Постоял. Ждал, наблюдал.
Дождь посеребрил день, и мне показалось, что в этом серебристом мире есть только одно цветовое пятно: синева глаз куклы.
Не все, что происходит за день, знамение, указывающее на хорошее или плохое развитие событий в будущем, но все имеет значение в той или иной степени, потому что мир — гобелен, из которого нельзя вытянуть даже одну нить, не повредив общего рисунка. Громада Создания не позволяет нам увидеть весь замысел, даже отойдя достаточно далеко: от макромира к микрочастицам, к субатомным уровням, нет у нас никакой возможности оценить мегатриллионы связей между нитями даже на одном крохотном участке целого.
Но бывают сверхъестественные моменты, когда каждый из нас узнает, что увиденное нами — лишь внешняя сторона в прямом смысле этого слова, а под внешним находятся многие и многие слои, и происходящее в реальности гораздо значительнее того, что видят наши глаза, и очевидное значение события лишь малая часть его полного значения. В такие моменты большинство людей — мудрых или глупых, простаков или искушенных — ощущают, какой загадочный наш мир, и осознают, пусть на короткий момент, что в сердцевине нашего существования лежат такие грандиозные тайны, что в этой жизни воспринять их мы не можем. Но есть тенденция полагать такое откровение отклонением от нормы, реагировать со страхом или гордостью, а то и с первым и вторым одновременно, списывать эти впечатления на замешательство, стресс, последний стакан вина, пить который не стоило, еще один стакан вина, который следовало выпить, или на многие и многие другие причины, не имеющие ничего общего с происходящим на самом деле.
В этой трусости я виновен не меньше других. Поскольку в моей жизни странностей хватает с лихвой, я уверен, что стараюсь видеть меньше, чем мог бы, в гобелене каждого дня. Я чувствую, что близок к пределу восприятия, или по крайней мере этим объясняю возникающее иной раз желание не замечать ничего глубинного и загадочного.