Китай: краткая история культуры (Фицджеральд) - страница 37

В 191 году до н. э., в правление второго ханьского императора Хуэй-ди, указ, запрещающий учения "Семи школ" и старую литературу, был официально отменен. Хотя запрет на древние знания не действовал фактически с момента падения Цинь в 209 году до н. э., то есть уже восемнадцать лет, отмена этого закона является удобной отправной точкой для рассмотрения великих научных достижений ханьских ученых. С этого времени начинается долгий и трудный процесс поиска и редактирования, воскресивший большую часть запрещенных книг и сохранивший для потомков древние тексты, на которых и основываются почти все знания о той эпохе. Восстановление текстов поначалу было делом только ученых и не получило поддержки и патронажа со стороны императорского двора. Мы видели, что основатель новой династии Лю Бан, получивший посмертное храмовое имя Гао-цзу, "Высокий предок", был неграмотным крестьянином, презиравшим придворных ученых и игнорировавший их. Большинство выдающихся людей из его окружения также были неграмотными, а те, кто имел какое-то образование, чаще всего были далеки от конфуцианской школы. Двор в начале Хань имел скорее даосский, чем конфуцианский облик. Императрица Доу, жена Вэнь-ди, обладавшая огромным влиянием во время правления ее мужа, а затем сына и дождавшаяся начала царствования своего внука, У-ди, была убежденной даоской. Она всеми силами мешала первой попытке У-ди оказать расположение конфуцианским ученым. В отличие от своих предшественников, император У-ди всегда считался защитником конфуцианства, но его религиозные взгляды были эклектичны, и наибольшими почетом при нем пользовались колдуны и маги, не имевшие с учеными ничего общего. Тем не менее, именно в его правление были заложены основы последующего исключительного доминирования конфуцианской школы. Не может быть сомнений, что полная победа конфуцианцев стала следствием их реставраторской работы по восстановлению утерянной литературы прошлого. Сам Конфуций положил начало великому делу - сохранению и воспеванию древних текстов. Его последователи в ханьские времена посвятили свои поиски именно этой цели, и, в первую очередь, благодаря именно их трудам мы можем иметь об этих текстах хоть какое-то представление. Такой интерес к прошлому дал конфуцианцам ощутимое преимущество перед другими соперничающими школами. Даосы не отличались такой же заботливостью о древних книгах и в новой атмосфере религиозных нововведений занялись преимущественно сверхъестественными практиками и магическими культами, тогда весьма популярными. Поэтому по прошествии времени ученость все более и более связывалась с конфуцианством, а даосизм в поисках аналогий между мистическим языком древних философов и магическими рецептами модных культов постепенно превращался в народную религию, синтез самых различных суеверий и местных обрядов обширной империи. Конфуцианство, поначалу этическая и философская система аристократической школы, трансформировалось в новой обстановке ханьской эпохи. Поиск принципа нравственной власти, занимавший философов "ста школ", перестал быть доминирующей интеллектуальной проблемой в империи. Власть более не нуждалась в моральном основании. Вопрос, на который ученые старой эпохи давали столь различные ответы, был разрешен без них с помощью грубой силы менее образованных людей. Централизованная империя была уже неоспоримым фактом, власть исходила из единственного высшего источника, правительство стало стабильным и энергичным. В этих условиях конфуцианство обретало новый величественно-религиозный тон, ибо, поскольку конфуцианские ученые всегда считались знатоками прошлого, претензии поддерживались обращением к минувшему, которое для китайского ума являлось незыблемым авторитетом. К тому же люди ханьской эпохи очень интересовались историей. После бури великих изменений ушедший старый мир представал перед ними во всем романтическом облике полузабытой цивилизации. Конфуцианские ученые сыграли главную роль в восстановлении утерянной литературы, и, естественно, они пытались возвысить значимость своей школы и прилагали все усилия к воскрешению своих текстов. Поэтому ханьская эпоха смотрела на прошлое через "конфуцианские" очки, расцвеченные, правда, идеями, популярными в новой империи. Когда пришло время писать историю, ханьские ученые обратились к конфуцианским источникам - что было неизбежно, ибо конфуцианцы выступали как хранители древних книг и интерпретировали тексты в соответствии со взглядами, характерными для их школы. Легенды о далеком прошлом были приняты без всяких придирок. Яо и Шунь считались такими же историческими фигурами, как и правители феодальной эпохи. Они были представлены как властители империи, такой же единой и обширной, как и государство самого У-ди. Эта вера в древнюю объединенную империю, на смену которой пришел феодализм как эпоха упадка, была отражением политических идей того времени, в которых новая империя представала как восстановление существовавшего при совершенномудрых правителях порядка. Помимо всего прочего, это полностью соответствовало китайскому менталитету, склонному полагать революционные изменения возвращением к прецедентам прошлого. Поэтому ханьские ученые - сомнительные проводники к сколько-нибудь подлинному пониманию феодальной эпохи и доисторического прошлого. Однако они лишь неверно истолковывали, а не фальсифицировали прошлое. Они с почтением относились к каждому древнему тексту, заботливо передавали его без всяких дополнений или исправлений. Правда, порой они ошибались, принимая тексты сомнительной аутентичности, которые последующие ученые отбросили как поддельные или полные вставок, но в целом они оставляли свои часто ошибочные объяснения и исправления для комментариев, строго отделенных от самого текста. Эта традиция преобладала на протяжении всей истории китайской письменности. Текст считался священным, его нельзя было изменить или подкорректировать, кроме как в четко отделенном от него комментарии. Поэтому древняя китайская литература передавалась совершенно иначе в сравнении с тем, как западный мир получал труды классической эпохи. Едва ли существуют какие- либо более ранние экземпляры китайских книг, чем книги периода Сун (960-1280) , равно как и нет подлинно древних надписей на камнях, которые могли бы подтвердить и проверить работу переписчиков . Китай, в отличие от большинства цивилизаций Запада, не пережил "века мрака". Происходили отдельные катастрофы, подобные сожжению книг, но полного разрыва в преемственности письменного творчества не было никогда. Из века в век, от эпохи Конфуция до сегодняшних дней, китайские ученые преданно воспроизводили старые книги, ничего не исправляя и не дополняя в оригинале. Книги терялись, при случае "находились" в форме, далекой от аутентичной, составлялись из найденных в обширной литературе странных цитат, но принципиальный критицизм китайских ученых, который может быть прослежен и в огромной работе по восстановлению древней литературы в ханьскую эпоху, всегда был направлен на то, чтобы определить подделку и защититься от нее. Отсутствие древних копий на камне или керамике, а также почтение, с которым относились к древней литературе китайские ученые, во все века служили стимулятором научной критики. Китайские ученые открыли и практиковали высший критицизм за столетия до запада. В целом они были более критичны к сохранившимся текстам, чем их нынешние преемники. Такая строгая дисциплина принесла бесценные результаты. Она не только сохранила самую древнюю литературу во всей ее архаической трудности, но и воспитала школу историков, на протяжении двух тысячелетий записывавших историю с первостепенным вниманием к хронологии и трезвым отдалением от всего фантастического и героического, что не имело аналогов в какой- либо другой восточной литературе и может быть сравнимо только с Западом в период после Ренессанса. Эта историческая традиция, созданная Сыма Цянем, чей труд служил примером всем последующим векам, возникла в ханьский период. В короткой главе было бы невозможно подробно рассказать обо всех китайских ученых, трудившихся над восстановлением классических книг, да и не всегда известно, кому конкретно обязаны своим сохранением самые известные тексты. Мао Чан, живший при первых ханьских императорах, отредактировал "Оды", или "Ши цзин", антологию древнейших стихов и народных песен, столь высоко ценимую Конфуцием. "Ши цзин" с комментариями Мао Чана общепризнан как самый чистый и свободный от добавлений текст, сохранившийся от древности. Так как "Оды" - древнейший китайский литературный памятник, значение труда Мао Чана невозможно переоценить. "Шу цзин", древнейший исторический памятник, обязан своим воссозданием не одному ученому. Так называемый "новый" текст был сохранен Фу Шэном, почтенным членом циньской "академии ученых великого знания", дожившим до правления Вэнь- ди (179-157 до н. э.). Он записал двадцать девять глав, которые, согласно одному источнику, помнил наизусть. Сохранились и сведения, что он нашел эти фрагменты в развалинах своего дома, где спрятал их во время Ши Хуан-ди. Рассказов о спрятанных в стенах книгах в этот период возникло множество, но, несмотря на всю свою вероятность, они остаются лишь романтическими выдумками с целью доказать, что книги сохранились с прошлой эпохи. "Шу цзин" также существует и в другой форме. "Старый" текст, как предполагалось, был найден в стене дома Конфуция и отредактирован его потомком Кун Ань-го при императоре У-ди. Аутентичность "старого" текста в его нынешнем состоянии оспаривается как китайскими, так и европейскими учеными. Вопрос достаточно сложный, и подлинную историю текста мы, возможно, так никогда и не узнаем. Дополнительные книги, принадлежащие к "старым" текстам, обычно считаемые подделками, несомненно, как показывает их стиль и фразеология, являются старыми текстами. Более вероятно, что еще в эпоху Чжоу существовали различные версии этих старых книг, некоторые ценились одной школой, другие