— А полк? Наш полк?
— Пока найти не удалось. Железнодорожную станцию разбомбили… Комполка погиб. Бумаг по поводу того полета нет. Только твой тутошний рапорт.
— И что? — спросил Сухарев.
— Сам не понимаешь? — Лицо Зимянина, все еще в синяках и царапинах, исказилось, превратилось в какую-то жуткую маску. — Дурак, что ли? Только от тебя зависит — калечить Костенко жизнь или нет…
— Я написал рапорт и говорил с капитаном Тарасовым. — Сухарев прислонился спиной к стене.
— Я тоже говорил с капитаном Тарасовым, — сказал Зимянин. — И он не видит причин, чтобы…
— Капитан Костенко совершил преступление, — тихо сказал Сухарев. — И я…
— Ты… ты подумай, — попросил Зимянин. — Просто подумай. Что тебе дает этот рапорт? Ты мстишь Юрке за что-то? Мстишь? Думаешь, мне Лешку Майского не жалко? Капитан, думаешь, не вспоминает об этом каждый день? Но ведь Лешка сам выбрал. Сам! И не был он предателем… Сам подумай. Какой он предатель? И зачем Костенко врать? Юрка ведь все рассказал сам. Мог ведь соврать, что лично предал стрелка земле. Похоронил. Полагаешь, жена бы не подтвердила? Подтвердила бы, будь спокоен. Но Юрка все рассказал как было… Он никогда не врал, не пытался себя выгородить…
— Вот пусть и не выгораживает. Пусть примет наказание за то, что совершил. И…
Зимянин сгреб особиста за лацканы пижамы, тряхнул.
— Его не жалко — о детях подумай. Что с ними будет, если Юрку… если будет суд?
Сухарев попытался высвободиться, но Зимянин держал крепко.
— Ничего не будет, — сказал лейтенант. — Дети за отцов не отвечают.
— Да? — лицо Зимянина снова исказилось. — Точно уверен? А жена? Это ведь из-за нее погиб Майский. Так ведь?
Сухарев смотрел в глаза старшего лейтенанта не отрываясь.
— Их пожалей…
— Я не могу никого жалеть, товарищ старший лейтенант. Я должен проследить за тем, чтобы виновный был наказан. И я…
— Да пошел ты!.. — Зимянин оттолкнул Сухарева, тот ударился затылком о стену, но на ногах устоял. — Будь ты… Только имей в виду, я сказал, что ты имеешь старые счеты с капитаном. Вот Тарасову и сказал. Сказал, что Юрка поймал тебя пьяного. И еще сказал, что ты уцелел в той засаде, потому что сбежал, бросил своих товарищей! Понял? Ты меня понял?
— Понял… — прошептал Сухарев. — Я вас понял, товарищ старший лейтенант. Только…
— Что только?
— Вы же сами сказали, что капитан Костенко не врет, не умеет врать и не любит. Так?
— Ну?..
— Вот он и подтвердит, что ничего такого не было… — Сухарев заставил себя улыбнуться, приказал губам изобразить улыбку.
— Будь ты проклят! — сказал Зимянин и ушел.
А Сухарев на следующий день пошел к Тарасову.