Никогда не отчаивайся в любви.
Она может ждать сразу за поворотом.
Барбара Картленд
1864
— Черт тебя подери!.. Слышал?!
Над письменным столом скрестились два взгляда: один пылающий гневом, другой холодный, но не менее рассерженный. Обладатель пылающего взгляда отступил первым, круто развернулся, подошел к огромному эркеру и стал спиной к собеседнику.
— Черт подери! — повторил он более сдержанным тоном. — Ты — самодовольный лицемер, тебе даже не хватает честности признаться, что ты меня ненавидишь.
Сидящий за столом мужчина вяло пожал плечами.
— Разве такое признание что-нибудь изменило бы, Джон?
— Так было бы честно. Почему просто не сказать, что я тебе как кость в горле и что твой мир стал бы ярче, умри я завтра, а еще лучше — сегодня?
Чарльз Бекстер, десятый граф Хартли, на миг задумался и тихим голосом ответил:
— Другими словами, ты хочешь, чтобы я вел себя так же скверно, как ты сам?
Его кузен, достопочтенный Джон Бекстер, резко отвернулся от окна и взглянул на графа поверх изящного стола, в котором тот хранил бумаги.
— Ты никогда не сможешь вести себя так же скверно, как я, кузен, — язвительно сказал он. — Тебе этого не дано. Вести себя по-настоящему скверно — это искусство, и наш род когда-то не знал в нем равных. Богом клянусь, наша семья оставила след в истории. Было время, когда мы любому в графстве могли дать фору по выпивке, верховой езде и любовным похождениям.
— И ты считаешь, что этим стоит гордиться? — спросил граф, и на этот раз его взгляд был по-настоящему холоден.
— Ах, брось это ханжество! То был триумф! От великого рода ожидали как раз такого поведения.
— Да, как будто законы писаны не для тебя, а желания и нужды других — не твое дело. Называешь это величием? А я — позором.
— Хартли были титанами, и мир знал это. А теперь? Посмотри на себя! Ты превратился в добродетельного педанта, и мне одному приходится поддерживать славные традиции.
Кузенов словно отлили по одной форме, настолько поразительным было их сходство. Обоим чуть больше тридцати, оба шести футов росту, длинноногие и широкоплечие, оба темноволосые и кареглазые.
И при рождении их лица были очень похожими, однако по прошествии времени в чертах Джона отразился разгульный образ жизни. Нескончаемый вихрь удовольствий и праздности размыл некогда точеные черты, а характер, в котором раздражительность и эгоизм подавили все остальное, придал неприятную кривизну складке его губ.