Он выбрался из машины и зашагал по дорожке к дому, чувствуя, как с каждым шагом ноги наливаются силой. К тому времени как Уильям подошел к дому, он почти перестал хромать. Он постучал в дверь, но ответа не было. Секунду помедлив, он нажал на ручку, и дверь отворилась. Он вошел и только собрался позвать Элеанор, как услышал какой-то шум в комнате — звук падения и сдавленный крик отчаяния.
Уильям, не раздумывая ни секунды, схватил лежащий на дубовой вешалке дробовик. Когда он однажды спросил о нем, Элеанор совершенно справедливо заметила, что женщину, живущую одну, нельзя упрекать в излишней осторожности. Он тогда еще улыбнулся, подумав о диком животном или незваном госте.
Сейчас ему было не до смеха. Когда Уильям, вооруженный дробовиком, вбежал в гостиную, кровь закипела у него в жилах и ярость помутила рассудок при виде того, что там происходило. Его глазам предстала лежащая на полу Элеанор. Одежда с нее была сорвана, волосы растрепаны, а сверху на нее навалился какой-то темноволосый здоровяк. Элеанор пыталась вырваться, но нападающий значительно превосходил ее по силе и весил на все тридцать килограммов больше. Коленом он прижимал ее к полу, а свободной рукой шарил под юбкой. Он был ослеплен похотью.
Уильям на секунду замер. В мозгу кружились обрывки мыслей, воспоминания о том, что произошло, когда он в последний раз держал в руках оружие. Это было так давно, что, казалось, ощущение гладкой рукояти в ладони и тяжести ствола на предплечье давно должны были стереться из памяти, но он помнил их с пугающей отчетливостью. Как кадры кинофильма, перед его глазами одна за другой сменялись картины: он видел кровь, которая хлынула из простреленной руки брата, превращаясь на рукаве рубашки в кошмарный алый цветок; бледного как мел Стю и склонившегося над ним врача; взгляд, каким посмотрел на него отец, когда Стю лежал мертвым…
Уильям поднял дробовик и выстрелил.
Наши дни
Он вполне мог сойти за неприметного мужчину средних лет, который сидит за столиком у окна и наслаждается едой: устрицы Джад Коув, жареная камбала с растопленным сливочным маслом и шалфеем, а на гарнир стручковая фасоль. Ни о каких плебейских ребрышках и речи быть не может — только изысканная пища. Эллис пришла к такому выводу, глядя, как он аккуратно накалывает на вилку кусочек рыбы и отправляет его в рот. Издалека в облике Оуэна Уайта не было заметно и намека на угрозу. Он не был здоровенным громилой, внушающим чувство опасности. Напротив, он выглядел скорее беззащитным в своей инвалидной коляске, и сильные руки казались непропорционально большими по сравнению с обвисшим животом. Он казался таким душкой по сравнению с мужчинами, посещавшими ее знакомых в Пайн Ривер. Те сплошь были покрыты татуировками и пирсингами, но рту у них недоставало зубов, а на лица, как на карту, были нанесены основные вехи нелегкого жизненного пути.