Близится вечер, солнце еще не зашло, но в гулком зале прохладно и сумеречно, галерея погружена в тень: она расположена слишком высоко и золотистый свет из высоких, узких витражных окон не доходит до нее. И опять там стоит какой-то человек в темном облачении, смотрит, как и прежде — в тот вечер, когда я появилась здесь в первый раз. Неужели ему больше нечего делать? Неужели у него нет никаких других обязанностей? Черный человек стоит совершенно неподвижно, смотрит на громадный зал. Может быть, он наблюдает за мной? Я в этом не уверена, но у меня мурашки бегут по коже от этого пристального взгляда.
Я смело поднимаю на него глаза, чтобы дать понять, что его поведение неприлично, и чтобы разглядеть его лицо. Но там, наверху, темно, к тому же меня ослепляет солнечный свет из окон. Не сразу, но я понимаю, что за спиной у этого слуги маячат еще три темные фигуры. Одна вроде бы женская — с какой-то причудливой, чужеземной прической, вторая одета как монахиня, а третья вроде бы молоденькая длинноволосая девушка. Меня почему-то пугает неподвижность этих фигур.
— Эй, кто вы такие? — кричу я. Но в ответ — ни звука, и это вызывает у меня еще большее беспокойство. Фигуры по-прежнему стоят неподвижно… и вдруг исчезают. Да что за чертовщина?! И почему меня пробирает дрожь в этот теплый июльский день? Я, внезапно не на шутку перепугавшись, подбираю юбки и спешу к двери. Я бегу быстро, словно спасаясь от стаи демонов, и спрашиваю себя, не поселилось ли в этом доме какое-то сверхъестественное зло.
Я должна придумать себе какое-то занятие, чтобы отвлечься, иначе просто сойду с ума от страха. Вернувшись в спальню, я достаю пачку старых бумаг и предпринимаю еще одну серьезную попытку прочесть их.
Как уже упоминалось ранее, я догадываюсь, кто все это написал. Гарри сказал, что Уильям Герберт, граф Хантингдон, никак не мог этого сделать. Так что, скорее всего, автор записок — его жена, дочь Ричарда III. Если уж кому и хотелось хорошо думать о Ричарде, то в первую очередь ей — Катерине Плантагенет. Надо же, мы с ней тезки.
Я вновь перечитываю короткое вступление. «Но это явная клевета…» Да, наверняка дочь. Кто еще мог искренне считать злодея Ричарда невиновным?!
Я вглядываюсь в сумбур выцветших букв ниже, мои глаза впитывают текст.
«Слухи… ущерб репутации короля… Возможно, Бокенгам знал правду… он мертв. Милорд епископ С… говорит, что они еще живы… возможно, Манчини знал больше, чем сказал Пьетро… Тиррел был в Тауэре… 1487… заточ… Раглан».
Отчаянно пытаюсь выудить из этого хоть какой-то смысл. Я долго, но без особого успеха размышляю над пожелтевшей страницей. Пытаюсь вспомнить уроки истории и книги, которые когда-то увлекали меня. Я уверена, что слухи вредили именно репутации Ричарда III, так что здесь вроде бы все ясно. А «Бокенгам» наверняка означает Бекингем. Кажется, я читала о том, что герцог Бекингем поддерживал Ричарда, но позднее переметнулся на другую сторону. Что касается епископа С, то, чтобы понять, о ком идет речь, мне не хватает образования. А кто такие Манчини и Пьетро? Судя по именам — итальянцы. Но откуда итальянцы могли знать тайны английского короля?