В их число, бесспорно, входило и семейство Рандолфа Бантинга. Правда, оно не принадлежало к аристократии или хотя бы к тем, кого газеты могут, не получив за это дополнительного вознаграждения, назвать «людьми благородного происхождения». Никаких прав на родовой герб у них не было. Однако, как иногда замечала миссис Бантинг, они ни на что подобное и не претендовали, будучи (как и каждый в наше время) чужды снобизма. Они были всего лишь скромные Бантинги — что называется, «люди достойные», происходившие из многочисленного хэмгшшрского рода, излюбленным занятием которого было пивоварение, и независимо от того, смогли бы или нет газеты за соответствующую мзду доказать их «благородство», не может быть сомнении, что миссис Бантинг имела полное право называться «дамой», а мистер Бантинг и Фред изо всех сил старались держаться джентльменами, и все их поступки и помыслы отличались деликатностью и утонченностью.
А еще в то время у них гостили две мисс Глендауэр, которым миссис Бантинг с тех пор, как умерла миссис Глендауэр, отчасти заменяла мать. Обе мисс Глендауэр приходились друг другу сводными сестрами и были, бесспорно, благородного происхождения, принадлежи к сельскому дворянскому роду, который лишь в последнем поколении снизошел до торгового сословия и сразу же, подобно Антею, восстал с новыми силами и новым богатством. Наследницей этого богатства стала старшая сестра Эделин, в жилах которой и текла кровь коммерсантов. Она в самом деле была очень богата, а кроме того, у нее были темные волосы, серые глаза и очень серьезные взгляды на жизнь. Когда ее отец умер, что случилось незадолго до смерти ее мачехи, она уже приближалась к самому концу поздней молодости: скоро ей должно было исполниться двадцать семь. Раннюю свою молодость она посвятила отцу, отличавшемуся крайней раздражительностью, что напоминало ей о юных годах Элизабет Баррет Броунинг[1]. Но когда он переселился в тот мир, где, несомненно, получил больший простор для выражения своего нрава, — ибо что есть наша здешняя жизнь, как не школа обуздания характера? — она наконец вырвалась на свободу. Стало очевидно, что она всегда отличалась самостоятельностью мнений, весьма определенных и неглупых, и накопила немалый запас энергии и честолюбия. Развернувшись и созрев, она превратилась в явную и критически настроенную сторонницу социализма, расцветала на политических собраниях и теперь была помолвлена с блестящей и многообещающей, но несколько экстравагантной и романтической персоной — Гарри Чаттерисом, племянником графа, героем светских сплетен и вполне вероятным кандидатом от либералов на выборах в коптском округе Хайд. Во всяком случае, об этом поговаривали, и он постоянно был на виду, а мисс Глендауэр нравилось чувствовать, что она помогает ему, тоже постоянно будучи на виду, — главным образом по этой причине Бантинги и сняли на лето дом в Сандгейте. Время от времени Чаттерис приезжал к ним и оставался на день-другой, а иногда уезжал по своим делам; он был известен как весьма разносторонний, блестящий молодой политик высшего разряда — считалось, что, если принять во внимание все обстоятельства, округ Хайд, пригласив его, сделал очень удачный ход. А Фред Бантинг был помолвлен с другой мисс Глендауэр, сводной сестрой Эделин — не столь выдающейся, далеко не столь богатой, семнадцатилетней и, возможно, вообще более заурядной Мэйбл Глендауэр, которая уже давно, еще учась вместе с Эделин в школе, поняла, что не стоит и пытаться умничать, когда та поблизости.