— Она — ничто, — сказал Мелвил. — Она — рука, которая схватила его и не выпускает, она всего лишь символ чего-то неведомого.
— Неведомого? Чего же?
Мой троюродный брат пожал плечами:
— Того, чего мы не можем найти в этой жизни. Того, что мы постоянно ищем.
— Но что это? — спросила она.
Мелвил не ответил. Она пристально посмотрела на него, потом снова повернулась к окну, за которым ярко светило солнце.
— Вы хотите, чтобы он вернулся? — спросил он.
— Не знаю.
— Вы хотите, чтобы он вернулся?
— Мне кажется, до сих пор он мне не был так нужен.
— А теперь?
— Да… Но… если он не вернется?
— Ради работы, — сказал Мелвил, — он не вернется.
— Я знаю.
— И ради собственного самоуважения и всего прочего в этом роде тоже не вернется.
— Да.
— Ведь все это, знаете, тоже сны, только не такие увлекательные. Тот дворец, который вы для него приготовили, — тоже сон. Но…
— Да?
— Он мог бы вернуться… — начал Мелвил, но, взглянув на нее, умолк. Потом он говорил мне, что у него было смутное намерение расшевелить ее, пробудить, вызвать у нее некую вспышку романтической силы, прилив страсти, которая только еще и могла бы вернуть Чаттериса. Но в этот момент его как громом ударило — он понял, какая это была нелепая фантазия. Она стояла перед ним — незыблемо верная себе, умная, доброжелательная, но ограниченная, ненастоящая и бессильная. Ее поза, ее лицо говорили лишь об одном — что она от всей души протестует против всего, что с ней произошло, что она сознательно и решительно против этого, что она не намерена с этим смириться.
И тут, к его изумлению, в ней произошла какая-то перемена. Подняв голову, она вдруг протянула к нему обе руки, и в глазах ее появилось что-то такое, чего он никогда раньше не видел.
Он машинально взял ее за руки, и несколько секунд они стояли так, глядя друг другу в глаза с каким-то новым пониманием.
— Скажите ему, — произнесла она с изумившей его прямотой, — чтобы он вернулся. Нет ничего другого, кроме меня. Скажите ему, чтобы он вернулся!
— И…
— Скажите ему это.
— Что вы его прощаете?
— Нет! Скажите ему, что я хочу его. Если он не вернется ради этого, он не вернется вообще. Если он не вернется ради этого… — она на мгновение умолкла, — я его не хочу. Нет! Я его не хочу. Он не мой и может идти куда угодно.
Мелвил почувствовал, что ее руки, до сих пор бессильно лежавшие в его ладонях, крепко их сжали и отпустили.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы взялись нам помочь, — сказала она, когда он повернулся к двери.
Он взглянул на нее.
— Это очень любезно с вашей стороны, — повторила она и тут же воскликнула: