Когда мы вернулись в кухню, девочки говорили по телефону с Альбертиной.
— Ты не можешь пойти на концерт с этими женщинами, мама! Ты уронишь свое достоинство! Поговоришь с ними минут десять — постареешь на десять лет.
— Вовсе нет. Вы их не видели: они — моя свита, мои фрейлины. Кстати, могу вам их показать: включите компьютер, я отправлю фотографию.
— Фотографию? Но…
— Во всех дорогих отелях есть специальные кабинки для деловых людей с полным набором компьютерного оборудования. Включайте компьютер, не тяните время.
— Ты прекрасно знаешь, что он в консультации. Хождение туда-сюда займет не меньше четверти часа.
Я позволил себе вмешаться:
— Мой ноутбук при мне и готов к работе. Остается только дать мой адрес госпоже ла Дигьер.
Через несколько минут на экране появился снимок: сначала я заметил только Альбертину. Я предполагал, что она хороша собой, но не думал, что настолько. Смуглое лицо, на котором время почти не оставило следов, обрамляли серебристо-седые волосы, в ушах были серые жемчужные сережки, наверняка фальшивые, но подчеркивавшие красоту светлых, искусно подкрашенных глаз. Рядом с госпожой ла Дигьер две ее спутницы в костюмчиках а-ля Шанель, шарфиках и жемчужных колье, с крашеными отливавшими рыжиной волосами выглядели вульгарными.
Девочки восхищенно вздохнули:
— Ты великолепна!
— Я же вам говорила… А вот господин Фонтанен. Снимала я.
Высокий, худощавый, прекрасно одетый — элегантный костюм, шелковый шейный шарф! — он улыбался открытой, дружеской улыбкой.
— Очень даже койкоприемлемый, — объявила Сара.
— Прошу тебя, выбирай выражения. Нужно говорить бракопригодный.
— Он сделал предложение?
— Пока нет.
— Чего же он ждет?
— Ободрения.
— Ну а ты?
— Я веду себя очень сдержанно. Подчеркиваю, что доходы у меня скромные, а семейные расходы — более чем серьезные.
— Но-но! Твои дочери сами зарабатывают себе на жизнь!
— Да, но дом нас разоряет. И у меня две внучки, за их образование тоже придется платить.
— Ты его напугаешь.
— Очень на это рассчитываю! Страсть должна заглушить голос рассудка.
— Но ему шестьдесят семь лет, бабушка! Разве в шестьдесят семь испытывают страсть? — воскликнула Адель, вызвав всеобщее возмущение.
— Я не знаю, кто, что и когда испытывает, но женщина из рода ла Дигьер пробуждает к себе страсть в любом возрасте! — железным тоном произнесла Мадлен.
— Откуда тебе знать? В этой семье были лишь добропорядочные жены.
— А как быть с безнадежной любовью?
— Это ископаемое чувство.
— Помолчи, Адель! Ну же, мама, объясни, как ты собираешься его подтолкнуть.
— Никак. Вчера я ужинала с господином Лонженом. Фонтанену это очень не понравилось.