Артём Грива
Гневный Буйвол взял с собой восемнадцать бойцов. Теперь у меня была своя маленькая армия. Численностью аж в два отделения. Девятнадцать черных головорезов, Архо, Пута и я. И Стручок. Последнего я поручил Буйволу. Теперь можно было не опасаться, что пленник улизнет. И еще он будет достаточно напуган, чтобы не шалить.
Путешествовали без происшествий. Люди нас не тревожили, а дикие звери такому большому отряду были не опасны. Разве что г’ши. Или туповатый носорог, который мог сдуру атаковать толпу двуногих. Но у этих представителей фауны были свои дела. Словом, все обстояло благополучно. Тем не менее меня мучили дурные предчувствия. Такое бывает. Вроде и солнышко светит, будь оно неладно, и птички поют, как положено, а ощущение такое, что где-то поблизости сгущается что-то нехорошее.
Вняв предчувствиям, я первым делом попытался отправить домой Архо и Путу. Не получилось. Пута, возможно, и согласился бы, но Архо отказался наотрез. Пута, естественно, тоже остался. Единственное, что удалось, — взять с них торжественную клятву: в случае критическом не геройствовать, а делать ноги.
Через девять дней наш отряд достиг предгорий. Пленник заметно приободрился, а вот на моих черных союзников смена ландшафта произвела обратное впечатление. Парни Гневного Буйвола нервничали, озирались настороженно.
— Чужая земля, — сказал мне их предводитель. — Чужие духи. Ты сумеешь с ними договориться, Ар Т’ом?
— Сумею, — как можно увереннее ответил я. Страх — штука заразная.
Особенно если это страх двухметрового крутого мужика.
Пута и Архо держались лучше. Я знал, почему. Единство. Их «духи-покровители» были с ними. И у них не было суеверного страха перед потусторонним. Они шли за мной и были уверены, что их предводителя ведет некая высшая сила. Эта их уверенность была настолько велика, что я и сам иногда забывал, что не забота о Равновесии, а поиск сородичей трехглазого подвигнул меня на этот рейд. Что я — офицер разведки, выполняющий задание на чужой территории… Мне всё труднее было удерживать себя внутри этой директивы. Наверное, потому, что территория — это нечто ограниченное, подразумевающее, что где-то на доступной дистанции существует граница, за которой — своя, родная земля. А здесь — не территория. Здесь — мир. Чужой мир… Который, я это чувствовал, готов признать меня своим.