Словно в подтверждение моих мыслей, уже перед самым подъёмом в горы от последнего домишки, возле которого у обочины дымится печь-тандыр, выбегает к нашему притормозившему газику молодая женщина в туго повязанном зелёном платке и платье в пёстрых разводах, протягивает в открытое окно машины чурек. Я принимаю круглую, как солнце, лепёшку — горячую, с пылу с жару. Тороплюсь достать деньги.
Она отрицательно мотает головой, улыбается на прощанье.
…Газик с рёвом берет первый подъем, и мы на весь день попадаем в грозное царство гор с их пропастями, камнепадами, парящими в небе грифами.
Мы возвращаемся из самого глухого места в этой стране — из расположенного у границы сопредельного государства заповедника, где провели неделю. На заднем сиденье машины лежит найденный мною в джунглях трофей — большие, завёрнутые, как штопор, рога винторогого козла. Везу их в Москву в подарок другу-охотоведу, который стал священником. Заранее представляю себе, как он удивится, обрадуется.
К вечеру останавливаемся на ночлег в высокогорном кишлаке у школьного учителя. Старик живёт один. Жена умерла, семеро давно выросших детей уехали. Кто учится в городе, кто там же работает.
Пока, обложенные подушками, сидим на ковре, хозяин выходит подоить корову. Приносит молоко в глиняном кувшине, солёный творог, заваривает зелёный чай, ставит посреди ковра узорчатое блюдо с сухофруктами и миндалём, сине-белые пиалы.
Мой спутник — начальник охраны природы края. Им есть о чём поговорить на непонятном для меня языке.
После ужина выхожу из дома в полутьму терраски, спускаюсь по ступенькам в шелестящий под ночным ветерком сад и оказываюсь под куполом усеянного звёздами неба. Летучая мышь наискось пересекает Млечный Путь. Свиристят сверчки.
Целая астрономия висит над головой, мигает своим запредельным светом.
Меня зовут обратно. Выясняется, старик переводит на русский один из трактатов Авиценны, просит оценить качество перевода.
На рассвете покидаем дом. Прощаясь, пишу на вырванном из корреспондентского блокнота листке номер своего московского телефона. Старик мимолётно был в Москве, возвращаясь с войны после Победы. Я был бы счастлив принять его у себя.
И снова дорога. На этот раз вниз по спускам, головокружительным, страшным, с виднеющимися на дне и по склонам пропастей остовами свергшихся автомашин, автобусов.
Напряжение ослабевает, лишь когда сверху становится видно водохранилище с запятой паруса на его глади, предгорья.
«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом. Что ищет он в стране далёкой, что кинул он в краю родном?»