Ступени карабкались выше и выше, становились у?же и у?же. И не ступеньки вовсе — детали старого конструктора, вросшие в камень, разбросанные кое-как в подобии лестницы.
Юлька задыхалась, и ноги ныли, но она заставляла себя бежать и не слушать рыдающее небо. Обидно ему лишаться радуги…
Лестница закончилась, и не осталось ничего, кроме скалы, узкого длинного языка, выдававшегося в море. Но гранита не хватало, и он сменялся темным старым льдом. Две глыбины срастались в поцелуе.
— Хельхейм, — произнес Джек, обозначив очевидное.
Он встал у границы моста и стоял, разглядывая будущее владение. Копье его, вытянувшееся, сделавшееся тонким, упиралось в камень. Положив руки на острие, Джек тарабанил по нему пальцами, и все глядел, глядел… Юлька хоть отдышалась.
И только отдышавшись, она увидела именно то, что видел он: Хельхейм.
Она представляла себе это место по-всякому. То грубым древним замком, то дворцом с частоколом тонких башен, то вовсе зданием скучным, напоминающим то, в котором расположилась городская мэрия.
Но Хельхейм не был домом. Он был айсбергом.
Лед перешептывался. Он ломался изнутри, сдвигал куски, мешая, переворачивая бело-синие кристаллы и вновь сращивая. Он вздыхал, плакал, раздираемый трещинами, и снова вздыхал, касаясь волн, на которых возлежали старые, широкие льдины.
Словно сброшенная шкура.
Лед ждал Джека.
— Ты здесь? Ты здесь… ты здесь…
— Я здесь, — хотелось ответить, но Джек сжал губы и ступил на мост.
И с каждым шагом становилось холоднее.
— Я здесь, — не выдержал Джек, добравшись до льда. На мосту он был непрозрачным и напоминал странный слоеный камень, в котором белое боролось с серым. И чем дальше, тем больше становилось белизны.
— Я здесь!
Джек крикнул и разом осип, глотнув воздуха, жесткого, полного острых снежинок, которые рассекли горло, обеззвучив.
Но ведь Джек здесь! Он добрался до ледяных ступеней, которые вели к темному пятну прохода. И по ступеням поднялся, уже не задумываясь над тем, что творит.
Он нырнул в синюю червоточину лаза, которая мгновенно заросла инеем.
Колотилось сердце. Бешено. Быстро. Лишая способности думать о чем-то, кроме дробного эха пульса, что раздавалось в ушах.
Джек шел. По синему коридору с невообразимо высоким потолком, с прозрачными стенами, сквозь которые проникал свет, преломленный льдом, вымороженный, жесткий и как ничто иное подходящий к этому месту. Дыхание вырывалось изо рта мерцающими облаками, которые тут же осыпались под ноги, и Джеку приходилось наступать на инеистые пятна. Хрустело.
И хруст эхом разносился по коридору, становясь громким, почти таким же громким, как собственное сердце Джека.