«Милая сестрица, – говорит Шехеразада в тысяча второй ночи, (привожу рассказ слово в слово), – милая сестрица, так как теперь халиф соблаговолил отменить ненавистную дань, и я избавилась от страха, то упрекаю себя в одном: зачем я не досказала до конца историю моряка Синбада. С путешественником этим случилось много приключений, любопытнее даже тех, которые рассказаны мною, и, если вы еще не спите, я сию минуту поправлю дело».
Повелитель правоверных начинал дремать, сестра Шехеразады также не очень-то обрадовалась предложению, но Шехеразада, вероятно, не заметила этого и продолжала следующее:
«Наконец, под старость, – повествует Синбад устами Шехеразады, – насладившись дома несколькими годами спокойствия, захотел я посмотреть неведомые страны; связал в узел товары, которые были подороже и меньше занимали места, велел поденщику нести за собой пожитки, и пошел на берег, поджидая корабля, чтобы отправиться с ним в какую-нибудь землю, где я не бывал прежде…
Сложив пожитки на песок, мы сели под деревьями и смотрели на море, в надежде, что придет какой-нибудь корабль: просидели несколько часов и – напрасно. Напоследок мне почудился какой-то страшный шум; носильщик также начал вслушиваться, и подтвердил мои слова. Шум усиливался, и мы уже не сомневались, что предмет, от которого происходил шум, приближается к нам. Действительно, на горизонте обозначилось черное пятно, и вскоре мы увидели огромное чудовище. Оно плыло большею частию туловища поверх воды с непостижимою быстротою, отбрасывало грудью широкие складки пены и оставляло позади себя длинную светящуюся борозду в море.
Через несколько минут, чудовище приблизилось к нам на такое расстояние, что мы ясно могли рассмотреть его наружность. Оно было вышиною с три величайшие дерева, если б поставить их одно на другое, и занимало пространство величиною с аудиенц-залу твоего дворца, о прекраснейший и великодушнейший из халифов! Туловище его было не такое, как у обыкновенной рыбы, но твердое как скала, черное как уголь; на всей части, плывшей над водою, не было ничего кроме узенькой кровавой полосы, опоясывавшей туловище. Живот – мы рассмотрели его, когда чудовище поднялось над волнами – был весь покрыт металлическою чешуей, такого цвета, как бывает месяц в туманную погоду. Спина была плоская и почти белая, и из нее выходили три шипа, длиною в половину всего тела чудовища.
У отвратительного существа этого не было видимого рта; зато природа дала ему восемьдесят глаз, которые торчали из своих впадин, как глаза стрекозы, и были размещены вокруг всего тела, двумя параллельными рядами, один выше, другой ниже кровавой полосы, которая как будто служила им бровью. Два или три из этих ужасных глаз были более прочих и казались вылитыми из чистого золота.