У Гостиного двора огромного роста гардемарин схватил за горло путиловского парнишку:
— Кричи: «Да здравствует война до победы!», или сейчас тебе будет конец!
Ребята бросились на помощь товарищу. Их перехватывали юнкера и приказчики. Несдобровать бы парню, но из толпы выбежал солдат, со всего маха ударил гардемарина кулаком по лицу, тот разжал руки. А солдат вскочил на ходу в трамвай, парнишка за ним следом…
* * *
Еще весной в Союзе появилась смущенная девчушка-гимназистка. Вообще-то учащихся тогда в Союз не принимали, — только рабочих ребят. Но девчушку привела Нюра Иткина, работавшая в райкоме. Вася знал, что на ее рекомендацию можно положиться.
— Хорошая дивчина, — сказала Нюра, — землячка моя. Приехала в Питер, в революцию рвется.
Гимназистка была на редкость мала ростом. На щеках играл яркий, совсем еще детский румянец, блестящие глаза горели любопытством. Ребята прозвали ее Искоркой — должно быть, за сверкающие глаза, — и это имя так за ней и осталось. Евгению Герр называли Искоркой и тогда, когда она стала видным деятелем молодежного движения в Питере.
>Евгения Герр.
— Сколько тебе лет, революционерка? — поинтересовался Вася.
— Шестнадцать.
— Ну, это уже много.
А что ты знаешь о революции, что читаешь?
И начался разговор.
Новый человек всегда притягивал Васю.
— Читай больше, газеты читай, — советовал он гимназистке. — Теперь такое время… История мчится на всех парах.
Вскоре он снова встретил гимназистку:
— Как с чтением?
— Читаю… «Новую жизнь», еще интересные фельетоны есть в «Русском слове».
Вася расхохотался:
— Нашла родники политической мудрости! Да эти газеты тебе совсем замутят мозги.
Он сам снабдил ее книгами, объяснил, на что обратить внимание. Девчушка стала своей в Союзе. Она, правда, приехала из провинции совсем зеленой, но люди в революции росли быстро. Очень скоро она уже знала истинную цену и «Новой жизни», и «Русскому слову», и партиям, которые издавали эти газеты. Она уже выступала на собраниях. Ребятам нравилось: «Мала Искорка, а соображает».
Как-то Искорка попросила, чтобы ее тоже взяли на Невский. Все засмеялись:
— Куда тебе. Оттуда и наш брат другой раз еле ноги уносит.
— Но ведь вопросы ораторам я могу задавать не хуже вас. Может быть, еще лучше выйдет. Меня за заводскую, за большевичку не примут.
И она тоже стала ходить на «собачьи митинги». Эсеровские цицероны действительно не сразу распознавали в этой маленькой гимназисточке политического противника. А ее «наивные» вопросы основательно им досаждали. В конце концов раздосадованные ораторы все-таки набрасывались на нее: