Вася Алексеев (Самойлов) - страница 29

Сахарная голова стоит на комоде, возвышаясь, как белая башня. Верх у нее закругленный и на самой макушке выемка, точно маленькая чашка.

— Из такой чашки, слышал, царь чаи попивает. Сладкая жизнь у царя, — посмеивается Романов — царский однофамилец, большевик.

И тут же взрывается, трясет головой:

— Его, окаянного, не напоишь чаем. Ему кровь подавай, душегубу.

— Сердитый ты сегодня, дядя Митя, — говорит Вася.

— Сердитый? Да, я сердитый. — Романов стучит кулаком по столу. — В деревне, знаешь, что творится? Голодуха такая, что даже кадетские газеты об этом заговорили. Мужики лебеду едят с глиной… От голодного тифа пустеют целые села.

Обо всем этом Вася знает. Не только из газет. После нескольких лет затишья завод снова расширяет производство и набирает людей. Возвращаются старые рабочие, уезжавшие от безработицы в деревню, приходят и новые — тоже из деревни. Они рассказывают страшное о недороде и голоде.

— Почему все-таки у нас вечные голодухи? — спрашивает Вася. — Не от бога же это, в самом-то деле.

— При чем бог, если царь да помещик с кулаком грабят людей? Богом только головы дурят народу.

Романов окидывает взглядом сидящих за столом и достает из кармана сложенный вчетверо листок.

«По широкому раздолью российской земли распростер свои могучие крылья наш царь беспощадный. В его леденящих объятиях очутились десятки миллионов русских крестьян. Они голодают! Опять голодают!»

Дмитрий Романов читает немного запинаясь — разволновался. Вася слушает его и смотрит на листок. Бросается в глаза последняя строчка: «Да здравствует социализм!» И подпись: «Центральная группа петербургских рабочих Российской Социал-Демократической Рабочей партии».

— Большевистская листовка? — опрашивает он.

— Конечно. Кто еще может оказать народу правду, кроме большевиков?

— Дядя Митя, — тихо говорит Вася, — я тоже должен бороться, я в стороне стоять не хочу.

— Да ты ведь с нами, мы знаем.

— Я всегда буду с вами. Вы только побольше дела мне давайте. Может, мне в деревню поехать, кружки там организовать? Я сумею.

— Сумеешь. Но погоди, придет время. А сейчас дела хватит и здесь.


* * *

В начале 1912 года в холодный январский день на воротах мастерской вывесили объявление. Возле него сразу собралась толпа.

— Чудно что-то, — пожимал плечами пожилой рабочий. — Новые номера придумали. Вишь ты, квадратных им мало, теперь еще какие-то овальные таскай.

— И сирена в мастерских… Музыки нам не хватало хозяйской. Неспроста это Лабунский затеял.

Лабунский — новый директор завода, и ничего хорошего рабочие от него, как и от старых директоров, не ждут. Но что означает объявление, в толпе поняли не сразу.