…Мне больно сюда приходить. Больно и тяжело сидеть вот тут, в углу, над своей кружкой пива и миской простой «ветеранской» каши. Это такая же перловка, какую нам варили на фронте, только в этой иногда, кроме лука, попадаются и другие овощи. Хозяин, видимо, считает, что отдает нам таким вот странным образом дань уважения — дескать, и мы помним. А я этой перловки на две жизни вперед наелась, от одного вида тошнить начинает. Но не ходить в таверну не могу. Все-таки привыкла к этим запахам, к этим голосам, к прорывающемуся через каждое слово мату. Сама такая — Яница на меня сердится, говорит, что пора переучиваться, то и дело поправляет, как маленькую. А я не могу… И прихожу сюда просто отдохнуть душой — в том числе и от жалостливо-брезгливых взглядов, за которыми иной раз проглядывает откровенная ненависть. Здесь на меня тоже посматривают с жалостью, но — уважительной. Здесь я все-таки ветеран. Хоть и не самый желанный. Здесь мне кивают здороваясь те, кто на улице, часом раньше или позже, пройдет и не заметит, а то еще и начнет поддакивать идущей рядом супружнице: «Да-да! И как она так может? Кому она нужна!»
…Нет, не буду думать об этом! Вон уже слеза в пиво упала!
Пиво, кстати, в «Кровавой Мари» подают отменное. И бесплатное — всем ветеранам без разбора, в любых количествах. А по выходным еще и кормят просто так. Хозяин занимается благотворительностью не только от широты душевной — тут бывшие наемники частенько находят себе клиентов. А процент с контракта всегда идет ему. Вот и приманивает тех, кому не по душе мирная жизнь, кто просто к ней не привык. Или не хочет привыкать.
Война кончилась совсем недавно. Еще только-только делают свои первые шаги детишки, зачатые после нее вернувшимися отцами. Еще не все вдовы перестали ждать и надеяться. Еще не все разрушенные города восстановлены, и в деревнях полным-полно опустевших хат. А на полях кое-где еще можно найти непогребенные останки людей и лошадей. Все ценное с павших давно поснимали, вороны и одичавшие собаки объели мясо с костей. Уцелевшие селяне хоронят их понемногу, очищая поля для пашни. Страна восстанавливается. Но не все раны заживут. Моя как раз такая.
Я сижу в таверне «Кровавая Мари», цежу свое бесплатное «ветеранское» пиво и смотрю по сторонам. Зачем я здесь? Чужая и этому миру — ибо женщина, и другому — ибо воин. А ответ самый простой: я хочу продать свой меч.
Тяжело жить мужчине, у которого нет сына. Можно сколько угодно твердить, что любишь дочерей, всех пятерых, но ржавеет на стене дедовский клинок, который некому передать по наследству. И рук порой не хватает. Несколько наемных работников и кое-какая прислуга не в счет — есть дела, которые чужим не доверишь. Еще горше, когда сыновья рождаются — и умирают вскоре после рождения. Два братика было у меня — один так и родился мертвым, его задушила пуповина, а другой прожил всего два месяца. Мама убивалась, особенно по младшенькому, к которому успела привыкнуть. А отец как-то сразу постарел лет на десять.