А насчет нюха Люшков не так уж и ошибался. Я их и вправду чуял. Ну, не по запаху, конечно, но уж если я за кем охочусь — то поймаю обязательно! Как писал мой папаша, ссылаясь не дедулю, тут все дело в метафизической связи между охотником и Зверем, которая возникает не иначе как с благословения господня, ибо бог стремится уравнять шансы своего верного раба-охотника и исчадия ада, Зверем прозываемого…
Ну не бред? И я, советский офицер и коммунист, должен в это верить? А что прикажете делать… Как еще объяснить то, что происходит со мной во время охоты? А ведь как-то объяснить надо… Вот и попробуем. По порядку. Что такого странного со мной случается:
1) Курить бросаю непроизвольно. О папиросах могу забыть на неделю, а то и на две, и это при том, что меньше пачки в день я обычно не выкуриваю… Объясняется очень просто — нервное напряжение и хронический недосып. Организм истощается и отвергает табак… Шаткая гипотеза, но все же лучше, чем божья воля!
2) Все чувства усиливаются. Во время охоты могу расслышать шепот метров за сто. Выстрел — за пять километров. Зрение тоже обостряется. В темноте видеть лучше начинаю. Обоняние опять же… Что тут можно предположить с точки зрения современной науки? Только мобилизацию скрытых резервов человеческого организма.
3) И наконец, самое главное и непонятное. Интуиция. Или даже не интуиция, а… ясновидение, что ли? Оно ведь как бывает: нахлынет на мгновение, как водой ледяной окатит, словно озарение какое — и я все наперед знаю. Правда, с контрабандистами это не срабатывает, а вот со Зверем… Я в свою первую охоту мог точно сказать, кого Зверь следующим загрызет и где я труп найду. Правда, не очень это мне и помогло… Но факт есть факт. Провидцем становлюсь, елки-палки! И вот как это можно растолковать с позиций диалектического материализма? То-то и оно, что никак…»
Из дневников Владимира Аркадьевича Ахабьева, капитана НКВД.
Запах здесь стоял нехороший, гнилостно-затхлый, и сыростью тянуло от черных, вросших в землю домишек с заколоченными дверями и окнами. Огороды густо заросли бурьяном, заборы покосились и разве что не лежали на земле, улица превратилась в сплошное болото, разъезженное, размытое дождями, закисшее и источающее зловоние… Деревенька эта умерла много лет назад, и выглядела она сейчас соответственно. Как и должен выглядеть разлагающийся труп…
Не было здесь никакого движения, все замерло, окаменело, как на фотографии, черно-белой и пожелтевшей от старости фотографии с потрескавшимися краями — затертой, залапанной, выгоревшей и замызганной грязью фотокарточке…