Если господин Лонкарский решит, что у меня серьезные проблемы, я должна буду ходить к нему по средам после полудня, вместо танцев. Если же он решит, что со мной все в порядке и моя нервная реакция вполне естественна, когда меня «достают», — как, например, господин Ринье, заставивший меня собрать с пола мел, который сам же швырнул мне прямо в лицо, — тогда я опять смогу ходить на танцы.
Господин Лонкарский заговорил вновь. Стоило сосредоточиться, иначе меня больше не пустят танцевать по средам.
— Так вот, мадемуазель Тестю, отец куда-то пропал. Вы не знаете, куда. А птенцы тем более. И им очень хочется есть.
Он говорил, перебирая в руке три «голодающих» карандаша.
Хотя мне и моим сестрам никогда не приходилось умирать с голоду, я кивнула в знак согласия. Я это сделала охотно, и доктор это заметил.
Наконец-то он был доволен и даже оживился.
— Так что же делает мать, когда ее малыши голодны, мадемуазель Тестю?
Чего он от меня хотел? Я не знала, как из всего этого выпутаться: давать и дальше бессмысленные ответы или вовсе умолкнуть?
Я выбрала второе. И хорошо сделала. Казалось, он и не ждал ответа. Ему достаточно было моего растерянного вида.
Он продолжил.
— А знаете ли вы, что делает птичка, чтобы прокормить свои карандаши?
Я молчала.
— Эх, мадемуазель Тестю, она покидает гнездо…
Он выдержал паузу, чтобы я могла проглотить эту новость.
Голос его посуровел. Это был момент истины. Развязка истории.
Своей второй, свободной рукой он вытащил стирку и тоже спрятал ее за спиной.
— Да, мадемуазель Тестю, мать оставляет птенцов одних в гнезде, чтобы самой добывать пищу. Она больше не может их защитить, как того требует природа. Она отправляется на охоту.
Он смотрел на меня. Это был очень важный момент.
— Птенцы беспомощны. Они чувствуют себя совсем беззащитными.
Я смотрю на свою ногу на педали газа.
Сегодня я обула красивые красные туфли.
Опаздываю, и у меня нет уважительной причины.
Вместо того чтобы собираться на ужин с друзьями, я писала картину.
Да, я рисовала в своей уютной гостиной, окруженная кисточками и тюбиками с акварелью.
Я писала картину, которая никогда не будет висеть на стене, настолько она бездарна.
Когда мой парень ее увидит, он даже не возьмет в руки дрель, чтобы уродовать стену в квартире ради этой мазни.
Когда я оторвала глаза от своего творения, часы на видеомагнитофоне показывали 21:45.
На час позже, чем я рассчитывала.
Я тут же вскочила. Заметалась по комнате, по коридору, по всей квартире, пытаясь наверстать потерянное время.
Я даже была готова поставить крест на принятии душа, чтобы ускорить сборы, но тут увидела себя в зеркале.